заговорил без всяких предисловий:
– Представьте себе живую планету.
Гардон скривился: «Сумасшедший дом, я так и думал».
– Нет-нет! Это не сказки, и я не сошел с ума. Планета в целом, ее ядро, не очень отличается от виденного мною раньше. Материки, Рэджинальд! Я первый понял это. Смотрите. – Он включил монитор, покосившись на сваленное в кучу оружие, которое Рэд небрежно отодвинул в сторону. – Всего их девять. Они представляют собой громадные биоструктуры, обладающие разумом и колоссальной энергией. Откуда такая нестабильность и вечная путаница с координатами? Материки двигаются, что, в принципе, было известно. Они переползают с места на место гораздо активнее, чем литосферные плиты любой из известных планет такого типа. Их миражи – это их война друг с другом за экваториальные территории! Понимаете?
– Нет.
– Хорошо, скажу по другому. Война огромных биополей, более мобильных, чем их неповоротливые обладатели. Материки обманывают друг друга, изменяя ландшафты, показывая пустоту там, где ее нет, и наоборот, а когда это не удается – бьются друг с другом! Землетрясения, причем локальные, здесь обычное дело.
– Это я заметил.
– Думаете, почему центр построили именно здесь? Ведь расстояние до основной посадочной площадки отсюда не больше двадцати пяти километров, а по прямой еще меньше.
– В каталоге указан какой-то тектонический разлом, но я до конца не разобрался. Слишком специфическая информация…
Берт понимающе кивнул.
– Это свежий «шрам». Вернее, когда строили центр, он был свежим. Зона поражения составляла около двадцати километров, соответственно возможность продуцирования миражей здесь была резко снижена. Сама собой появилась готовая площадка для испытаний рядом с основной базой. Просто находка! Но планетарная биосистема оказалась самовосстанавливающейся, и в результате мы имеем то, что имеем.
– «Карамель» на камнях в радиусе трехсот метров… раньше это было единственным проявлением миражей практически на всем маршруте до Центральной! – догадался Рэд.
– Хм. Да, похоже на карамель… Но еще через пару месяцев здесь снова будет кромешный ад. Когда вы вошли в систему карликов района Альгарро, то наверное заметили, что в ней шесть планет. Даю голову на отсечение, что среди них найдутся подобные Л-80. Единственное, что мне не удалось выяснить, возможно ли общение между ними. Если да… Живая планетная система, Рэджинальд! Может быть, и нет, но человеку решительно нечего здесь делать. Тем более – человеку с оружием.
– Почему такая болезненная реакция именно на человека?
– Потому что в любом из нас сконцентрировано столько же эмоциональных реакций, выплескивающихся наружу, сколько здесь размазано по целому материку. Это же настоящая заноза с мегафоном! И скорость мышления несопоставима.
– Предположим, я вам поверил. Тогда что здесь ищет СКБ? Речь шла о стратегическом грузе. Мыслящий агрессивный материк, закаленный в боях, – это, конечно, здорово. Но что дальше?
– Нет, не материк. Не материк, а его оружие! Все живое имеет свое биополе. Увидеть ауру человека может только экстрасенс, обладающий так называемым астральным зрением. И всегда найдутся скептики, которые в это не поверят. Чтобы увидеть биополе здесь, не надо быть экстрасенсом. Оно просто бросается в глаза.
– Миражи?
– Да. Именно. Они ведь не бесплотны. То есть это не миражи в нашем понимании. Это нечто совершенно иное: одновременно материальное и имеющее бесконечное количество вариантов трансформации. Универсальное оружие. Можно поставить перед армией классический образ старухи с косой, которая на глазах у сотен людей скосит десяток-другой воинов из их рядов. Представляете масштабы паники? А если наложить на это суггестивные техники, которыми человечество владеет еще с Земли-1? Даже если отбросить гипноз, можно выставить целую армаду призрачных кораблей. Полчаса уйдет на опознание. А если между ними расставить реальные боевые крейсеры?
– Страшно, – задумчиво сказал Рэд. – Но еще никому не удавалось повернуть историю разработки оружия вспять. Пока вы выиграли всего полгода…
– Я попытался установить с ними контакт, – уже спокойнее продолжил Берт, кивнув на экран с панорамой планеты. – Однако попробуйте дружески поболтать с целым материком. Сколько квадратных метров его биотерритории вас услышат? А те, кто тысячелетиями воевал с ним? Существует ли у них дипломатия? Конечно, кое-чего я добился, но это ничтожный результат по сравнению с несопоставимостью наших миров. И если не до конца изученные проявления чужой агрессии перебросить в наш мир, усилив гипнотическим эффектом, никто не знает, что от него останется.
Гардон помолчал. Он поверил Стоуну сразу же. Он двенадцать часов испытывал на себе проявления «чужой агрессии» и до сих пор не понимал, как остался жив.
– Согласен, – произнес Рэд. – Но вы не остановите военную машину.
– А вы? Гардон улыбнулся.
– А я тем более. Мой корабль, который сейчас висит на орбите, стерегут как зеницу ока и блокируют дальнюю связь. Так что вряд ли мы сможем пообщаться с прессой или президентом Объединенного Совета.
– Так вы – космолетчик?
– Да. Я капитан АСП. Моя фамилия Гардон. У меня здесь транспортник класса МНК и задание вывезти контейнеры, как я теперь понимаю, со стабилизированными миражами или чем-то подобным, что может не рассыпаться за пределами Л-80.
Стоун кивнул.
– Примерно так. Хм… АСП… Я и не думал, что она занимается подобными делами.
– АСП не занимается. А вот мне, к сожалению, пришлось. Итак, что у вас есть, чтобы доказать вашу теорию?
– Я кое-что записывал. К сожалению, довольно бессистемно.
– Собирайтесь. Контейнеры тоже возьмем. А «Ви-Си» нечаянно взорвет исследовательский центр.
– «Ви-Си»? С вами биоробот?
– Был. Он вышел из строя. Такой ненадежный образец, знаете ли…
– Как это вы меня не убили, Гардон? – вздохнул Стоун. – И потом, взорвать центр – это пахнет трибуналом.
– Не больше, чем введение в заблуждение командования космофлота Аналога-1 и СКБ, которым вы тут занимались из гуманистических побуждений, пока у них одна экспедиция за другой пропадали. Как отключить зенитки, знаете?
– Да, разобрался.
– Отключайте. Сколько здесь контейнеров, готовых к демонстрации?
– Шесть. Что вы собираетесь делать?
– Использовать их по назначению: спасти ваше доброе имя и свою шкуру. Опять же о человечестве тоже нельзя забывать. Если вы так подружились с Л-80, может, организуете узконаправленный сеанс связи с орбитой? У меня в шлемофоне даже не фонит – весь связной блок выгорел.
– Да, это могу, – Стоун окинул взглядом обожженный и покоробленный скафандр Гардона. – Идея зеркального экранирования ваша? – он кивнул на гермошлем.
– Моя. На абсолютную поглощающую поверхность производственных мощностей не хватило. У меня звездолет, а не лаборатория. Установили связь?
– Невероятно, – пробормотал ученый. – Предлагаю вам место в нашем институте.
Рэд хмыкнул и подошел к передатчику.
– «Моника», это Гардон.
– Рэд! Где ты? – раздался голос радиста. – Тут хоть засканируйся!
– Кейт, дай мне Стрэйка.
– Здесь, – тут же откликнулся Джери.
– Джери, на катер! Ты – первым, Блохин с тобой. Сержа с Кейтом подбросите до центральной
