– Что случилось? Что ты натворил? – спрашивал Энмеркар. – Сун сказал, ты будешь ночевать сегодня здесь. Почему? Отвечай мне!
Но Магану ни слова не ответил и даже не смотрел в его сторону. Он отошел в другую сторону и лег на пол, повернувшись лицом к стене. Так и пролежал много ушев. Слышно было, как заходил Волосатое Пузо, его легко узнать по голосу. Землянин тяжело дышал, недолго пошептался с Энмеркаром и оставил одеяло. То самое, вытащенное из «гнездышка», на нем даже некоторые опавшие листочки остались.
Еще позже зашел «рубо», только другой, с желтой головой. Он ничего не говорил, только принес две пищевые шкатулочки и вышел. Поели мальчики вместе, и после ужина Магану все рассказал…
А ночью, когда легли и свет погас, он спохватился: Гун пропала из поясного кармана.
Нарастающий гул. Тяжесть. Вибрация переходит в тряску. Я лежу в «саркофаге», пережидаю спуск. Как и все остальные, кроме Суня.
Думаю.
Об Эпихронии.
Тези Ябубу и Вася были шокированы «старцем». Кстати, я так и не узнал, чего же он им наговорил, пока я смотрел записи в оранжерее. Ну, кое-как удалось растолковать им про эмуляцию. Сам-то лишь недавно понял, что натворил. Я ведь загружал в качестве основного параметра «прозорливость». Анализатор истрактовал это как максимальную осведомленность. Обеспечить ее возможно было, только открыв для моделируемого сознания старца всю информацию, доступную самому компьютеру. Включая и память о всех моих предыдущих заходах. Интересно, где она хранится? Вот оно, кстати, косвенное доказательство того, что с наших виртуальных посещений автоматика тайно снимает копии, хотя в ЦУПе нам клялись, что виртокамера совершенно «чиста». Ох уж эти лживые цуповские туши, психологи недоделанные! Да, похоже на Хорнекена. Надо будет найти и стереть все наши заходы в «веселый пражский дом».
Я сообразил это в мое предпоследнее посещение, когда Эпихроний заговорил со мной о Васе. Но мне и в ум не пришло, что программа учтет также знание о том, что сам старец – эмуляционный скрипт. И компьютер вынужден был смоделировать чудовищную, заведомо невозможную ситуацию – как бы себя повел и что бы сказал христианский старец, если бы знал, что он – лишь программа. Если вдуматься – ум за разум заходит.
Немудрено, что Эпихроний воспринял все очень негативно. Еще бы. Кому такое понравится? Компьютер ответил наиболее логично на поставленные условия. Да, теперь-то можно условия поменять, убрать «прозорливость», ограничить доступ к памяти и получить то, на что я первоначально рассчитывал: интерактивный способ восприятия информации из патериков… но с таким Эпихронием мне уже почему-то не хочется встречаться.
Я все понимаю. И сам старец предостерегал меня. Но уже не могу, вспоминая наше общение, думать о нем, как о скрипте. Когда я встал тогда перед ним на колени, это была не игра. Для меня он не скрипт. Поэтому я сдержу слово, которое дал старцу, и никогда больше не войду в эмуляцию. Даже в виртуалку не буду ходить, чтобы не искушаться. И вспоминать не надо. Все, забыть! О боже, но почему душа так тоскует по пустыне, скалам, тени и прохладе келейки, запахе вымоченных прутьев и сохнущих корзин?
Когда вернусь на Землю, обязательно поеду в современные монастыри. Те, которые в пустынях. Понимаю, конечно, что там сейчас, наверное, многое не так… Но убедиться надо. Проверить. Вдруг главное осталось? То самое ускользающее чувство близости иного, неведомого, подлинно реального мира.
Интересно все же, откуда здесь этот анаким взялся в такой форме? Ребяты решили, что Магану его в идоле перенес. Может, и так, но… уж очень эти «случайные» стирания файлов похожи на тот сбой в инфобазе, который произошел по вине Васи, когда мы еще только летели на Аган. И никаких сангнхитских пацанов или статуэток здесь не было. А взять Тези Ябубу… Мы до крещения все были кондовыми атеистами да агностиками, а он-то – настоящим язычником. И «деды», которым поклонялся, которых вызывал и беседовал, – не те же ли анаким? А изображения «дедов», что у него в каюте висели, не те же ли идолы? Прежде я считал это просто национально-культурным закидоном, а теперь, если разбираться… Ох, сложно все. А Сунь молчит. Совсем нелюдимый стал. Даже после того, как Тези Ябубу заставил его говорить – китаец отвечает только на прямые вопросы, да и то отчужденно. Что у него внутри творится?
Гудение прекратилось. Тяжесть отпустила. Неужто сели? У местных сейчас ночь. А у нас через час обед.
Скоро долгожданный щелчок. Крышка уйдет вверх, надо будет встать, выйти, начать подготовку к первому контакту с аборигенами… Но пока еще в эту последнюю минуту можно спокойно побыть наедине с собой. Подумать или… помолиться, что ль?
Проходя по коридору второго рабочего, я заметил открытую дверь оружейной и, не удержавшись, заглянул туда. В тесной каморке стоял Тези Ябубу, оглядывая арсенал. На стенах были зафиксированы четыре гранатомета, а ниже – шесть винтовок-универсалок. По углам пузатились кофры с боеприпасами, на другой стене растянулись две снайперки, правее – пулемет, ряды гранат и противовоздушка.
Оглянувшись на меня, капитан кивнул:
– Инвентаризирую. После позавчерашнего… мало ли?
– Возьмем с собой наружу?
– Разумеется, нет. Мы ведь хотим, чтобы нас приняли как гостей. А гости с оружием в руках – уже не гости.
– Здесь нас никто не обещал встретить как гостей, – напомнил я, не сводя взгляда с промасленных стволов. – Всякое может случиться.
Капитан кивнул:
– Положимся на волю Божию.
– На Бога надейся, а сам не плошай. Какая-то пара гранат в критической ситуации может спасти все положение.
Тези Ябубу усмехнулся и, прищурившись, покачал головой:
– Лучше бы нам обойтись без таких «спасений» гранатами. Сангнхиты до сих пор еще, наверное, не разгребли завалы на поле боя с нашими «искателями».
– Не жаль. Они убили Мусу.
– Думаешь, пара гранат могла спасти его тогда?
Я запнулся. Да, тут он меня уел. Но выходить безоружным в чужой мир по-прежнему не хотелось.
– Нет. Но вдруг это сможет спасти нас в будущем?
– Не сможет, – спокойно заявил индеец и, кивнув, повернулся к выходу.
– Так говоришь, словно знаешь все наперед. Уж не деды ли нашептали?
Рывок – и смуглое лицо оказалось передо мной. Глаза горят, ноздри вздуты. Я отшатнулся. «С дедами был перебор», – екнуло сердце.
Тези Ябубу помолчал, «пришпилив» меня взглядом. Потом вздохнул и ровно проговорил:
– Не надо так шутить, Клаус. Особенно сейчас. Ты ведь помнишь, что произошло? Что мы все вместе решили? Здесь нет места шатаниям. Либо мы доверяемся целиком и полностью Ему, либо – себе и технике. В прошлый раз мы уже ходили вторым путем. Ты хочешь, чтобы это повторилось?
– Нет. Прости, капитан. Я не хотел тебя обидеть.
Тези Ябубу снова улыбнулся и отступил:
– Главное, что мы поняли друг друга.
– Конечно. Я хотел проверить здесь самописец, – соврал я. – Для этого и шел. Не возражаешь?
– Проверь. Мы ведь поняли друг друга?
– Абсолютно.
– Что там с пробами воздуха и грунта?
– Экспресс-анализ говорит, что никакой заразы для нас здесь нет.
– Как бы мы сами сюда какую-нибудь заразу не занесли. Ладно, жду тебя в кают-компании через пять минут.
– Да, капитан!
И он ушел. Выждав минуту, я вытащил из ячеек две гранаты-трансформеры и сунул в карман. Пустые ниши загородил стволом противовоздушки. При беглом взгляде сойдет – не заметно. Потом для очистки совести проверил здешний самописец. Наконец вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Теперь нужно