– Домовины[74] добрай… и той нет.
Взгляд подъесаула скользнул дальше. Глаза его недобро сощурились.
– Давида не пускай никуда… Потом я сам буду с ним… гутарить…
Когда рыцарь повернулся обратно к могиле, на лице его заходили желваки. Горовой чувствовал ответственность за случившееся, за то, что не смог уберечь ученого, которого должен был оберегать, за то, что не смог спасти совсем еще молоденького Захара, сибиряка-красноармейца, меньше всех остальных расстроенного тем, что попал в другое время.
Усатый кубанец еще раз окинул взглядом фигуру щуплого итальянца, в действиях которого Костя заподозрил что-то неладное.
– Потом… – шепнул Малышев одними губами.
Горовой кивнул: подождет.
Утром к палатке, служащей русичам пристанищем, два валлийца притащили связанного и оглушенного Давида. Рыжеволосые здоровяки, выросшие среди холмов, могли, когда необходимо, превращаться в прекрасных охотников. Именно поэтому Горовой поручил им проследить за своим подозрительным слугой и принять меры, если возникнет такая необходимость.
Горцы поняли все правильно.
– Ночью он долго крутился, а после полуночи встал и ушел к тому холму. – Ходри указал направление. – Мы пошли за ним.
Продолжил Гарет:
– Он петлял как заяц. Думал сбить со следа. – Валлиец присел на корточки над бесчувственным телом. – Прошел костры охраны и дальше полез. Мы – за ним… А там – десяток бородатых и какой-то благородный… Высокий такой, с бородой и секирой. На норманна похож. Мы подождали, пока они говорить закончат, и взяли малыша. Как вы и сказали, сир.
Тимофей Михайлович выслушал этот отчет спокойно.
Итальянец заворочался и застонал. Малышев присел рядом и пощупал запястье:
– Пульс ровный.
Горовой молча взял с сундука чашку с водой и выплеснул ее содержимое на голову итальянца. Тот очнулся. Взгляд его испуганно забегал по лицам людей, окруживших его.
– За что?.. – Слова были едва различимы.
– Ты давно шпионишь за нами? – Малышев задал вопрос в лоб.
Пипо завертелся ужом:
– Я – никогда! Я просто выходил в кусты… По надобности! – Он выглядел растерянным и жалким. – Вы ошибаетесь, сеньоры! Мы же вместе с вами под Ги… Я никогда вас не предам! – Паренек так искренне это произносил, что Костя даже начал сомневаться в том, что видел недавно собственными глазами.
Но зато подъесаул был непреклонен.
– Повесить гада, – приказал он как-то буднично и совершенно спокойно.
Малышев заметил, как расширились зрачки итальянца.
– Сеньоры! Сеньоры! Вы ошибаетесь! Я только…
Закончить речь ему не дали. Два валлийца подхватили тщедушное тело и рывком подняли его на ноги. Тут же Чуча накинул заготовленную веревку на сук ближайшего дерева. Мгновение – и Давид, вцепившийся связанными руками в волосяную петлю на шее, уже стоит на каком-то чурбаке. Горовой одним ударом ноги вышиб эту неустойчивую подставку.
Итальянец выгнулся дугой под собственным весом, суча ногами в поисках опоры. Лицо его налилось краской, а вместо крика изо рта вырвался нечленораздельный хрип.
Сук не выдержал и надломился с громким треском. Пипо полетел вниз.
– Другое дерево! – Горовой теперь уже ревел. – Повесить гада, я сказал!
Валлийцы нагнулись к натужно хрипящему и пробовавшему отдышаться пареньку. Бывший дружинник баронессы де Ги откатился в сторону, внезапно вскочил и тут же полетел обратно на землю. Слуга рыцаря оказался быстрее профессиональных воинов.
– Пустите, собаки! – сипел связанный, но никто его не слушал.
Чуча набросил веревку на крепкую ветку соседнего дерева, и Горовой мотнул головой, приказывая продолжать.
– Пустите! – еще раз истошно крикнул паренек и неожиданно добавил: – Я все скажу!
Тимофей Михайлович сделал знак. Итальянца опустили на землю…
Давид говорил почти полчаса. Он был завербован еще год назад, когда некий священник, приехавший из Милана, предложил сотню солидов в год за то, чтобы он прошел обучение в некоем монастыре, вернулся потом домой и время от времени выполнял несложные поручения. Давид подумал, что служитель Божий не может требовать ничего плохого, и долго был уверен в том, что сделал правильный выбор.
Сразу после учебы ему приказали завербоваться в гарнизон замка Ги или в городскую стражу. Малыш Пипо справился с этим успешно. Затем было сказано усердно служить новым господам и ждать человека, который произнесет особое слово.
Шпион уже успел почти забыть о договоре к тому моменту, когда в осажденном городе к нему подошел незнакомый торговец. Как бы то ни было, а отработать солиды пришлось. Давиду приказали выманить из замка колдунов, помогавших баронессе, и вывести их на одну из заранее устроенных засад. Пипо все сделал правильно, но сглупил кто-то из вышестоящих. Засада оказалась слишком хлипкой для двух русичей. Захар и Костя прошли сквозь миланцев, как нож сквозь масло.
Давид клялся, что дальше он служил честно.
– Так это ты, курва, на нас убивцев слал? – недобро сощурился казак.
Паренек испуганно заверещал, что он ни разу не пробовал сам никого убить, только оказывал помощь людям, которые говорили тайные слова. А уж то, что никто из них не смог навредить почтенным господам, то, видно, Божье провидение и…
Итальянец явно что-то недоговаривал. За год на них покушались несколько раз, нападали в открытую, пробовали извести ядом. Логично объяснить, почему никто из подосланных убийц так и не смог добиться результата, никто из русичей не мог и до этого. А теперь слова Пипо только добавили сомнений. Почему они остались живы, избежав козней врага, имевшего своего человека в их самом ближнем окружении? Как это получилось?
Костя присел рядом с пленником:
– А почему ты сам нас не попробовал убить? Отравить-то вполне мог.
Глаза итальянца забегали.
– Я – нет. Никогда!
Малышев вспомнил:
– Когда стряпуха наша повесилась… Уж не твоих ли рук было дело?
Пипо молчал.
Горовой скрипнул зубами:
– И Захара ты?..
Итальянец исподлобья взглянул в лицо подъесаула, налитое кровью:
– Клянусь! Это…
Горовой взорвался:
– Змеюку пригрели! Да я тебя на дыбу! Клещами! По кусочку сам резать буду!
Шпиона подхватили с земли, казак вытащил из ножен кинжал.
– Я… Я покажу дорогу к святилищу! – выдохнул Пипо за долю секунды до того, как чей-то сапог впечатался ему в ребра.
– Стой! – Костя остановил валлийцев, бросившихся пинать связанного парня. – Ты что сказал?
Давид сплюнул сгустком крови и затравленно огляделся, после чего одним духом выпалил:
– Я покажу дорогу! Я помню!
Все обернулись к Горовому. Веры словам пленника было мало, но шанс на удачу оставался.
Рыцарь скрипнул зубами.
