– Моя? Но у меня нет заколок, – растерялась Василика, но вдруг злость и ненависть ко всем этим людям охватила её. – Все вон! Я хочу видеть Боромира!
– Хорошо, моя госпожа, он придет, но потом. Сейчас он с сыном, а тебе велел оставаться у себя в комнате.
– Что?! Вон! И кроме Боромира сюда никто не войдет!
Когда бояре удалились, царевна всхлипнула раз, другой, а потом бросилась в ноги к своей няньке.
– Ну ты-то хоть веришь, что это не я? – спросила Василика сквозь рыдания.
Старая нянька погладила царевну по голове и сказала:
– Я-то верю, моя ягодка, но доказать твою невиновность будет трудно. Боромир головы на плахи класть станет, не сильно разбираясь, кто прав. Его единственная кровинушка сейчас лежит бездыханная.
Все, что случилось потом, царевна помнила, как во сне. Явился Боромир. Василика с удивлением подумала, что никогда не видела его таким мрачным и злым. Горе подточило его, как ржа железо. За одну ночь, казалось, он постарел, плечи безвольно опустились, в глазах поселились отчаяние и ненависть ко всем и вся.
– Ты... – Голос его прозвучал хрипло. Боромира затрясло, как в лихорадке. Еле-еле сдерживая ярость, он сказал: – Как посмела поднять руку на моего сына? Ничего, ничего. Ты дорого заплатишь за это... Будет дознание, и бояре решат твою участь. – Боромир повернулся к двери. – Ганс, войди.
Целитель ступал неуверенно, смущенно теребил полу кафтана.
– Позволь молвить, государь. Не верю я, что царевна могла такое преступление совершить. Я сам видел, как на неё смотрел твой сын. Такие глаза только у влюблённого бывают. А она совсем не противилась его ухаживаниям.
– Что за бред ты несешь?! Чтобы мой сын влюбился?! Лучше молчи, иначе с моим палачом пооткровенничаешь. Обыщи комнату Василики, нет ли где яда. Да гляди, получше ищи, эта змея могла припрятать его.
Но как ни старался испуганный Ганс, яда не отыскалось.
Это не смутило Боромира.
– Естественно. Она наверняка выбросила его. Ну да ничего. Я всё выведаю, даже если на дыбе побывают все, кто живёт во дворце!
Громко хлопнула дверь за ушедшим Боромиром, и оглушённая Василика осталась одна. Лишь к полудню пришла заплаканная и растрепанная Ганка.
– Что случилось? – спросила царевна. Спросила и сжалась, боясь услышать страшные новости. Видать боги сговорились наказать её за что-то. Нынче не может быть хороших новостей, а плохие уже и слушать невыносимо.
Но выслушать пришлось. Плача и причитая, Ганка рассказала, что её отвели к палачу, там же уже был Ганс. Несчастный целитель, висел на дыбе, и под пытками оговаривал себя. А когда палач начал вырывать у него куски мяса калеными щипцами, не выдержал и умер. Испуганную до смерти няньку спрашивали только о ней, о Василике, с кем встречалась, да кто приходил.
Но самое страшное ждало царевну ближе к вечеру, когда позвали икотницу.
По обычаю предков, на кого укажет икотница, тот и есть преступник. Страшная старуха глядела на всех безумными глазами и кривила рот в дикой усмешке. Долго водили её по дворцу, всех осмотрела старая бабка.
А потом её привели к Василике.
Бабка посмотрела на нею, затряслась мелкой дрожью, упала на пол и начала лаять.
И некому было заступится за царевну, обычай предков священен.
Марк уверенно шагал по незнакомой улице, не боясь заблудиться.
Жители города ещё спали, и пустынные улицы навевали уныние. Вдруг из серого сумрака навстречу Марку выступила высокая фигура, закутанная в плащ, без страха вышла в круг света от фонаря. Всколыхнулся плащ, расправляясь крыльями за спиной.
– Здравствуй, Арина, – равнодушно сказал Марк. Он смотрел на горгулью и понимал, что не осталось больше ни боли, ни страха, ни раздирающего в клочья отчаяния. Только пустота. – Ты за мной пришла?
Горгулья усмехнулась, отчего угрожающе блеснули длинные клыки.
– Мне нужна твоя душа, чтобы расплатиться за свою. – Она приблизилась к Марку, шагая легко, как ветерок.
Наёмник хорошо помнил её походку, всегда любовался ею.
Руки-крылья взметнулись вверх. Голубое свечение окутало Марка. Казалось, холодный огонь поглотил его тело. Свеченье продолжалось совсем недолго, потом стало слабеть и совсем угасло. Горгулья в бессилии опустила руки.
– Вот видишь, – сказала она. – Я не могу забрать душу. Убить – да, но отнять душу – нет. Руны на твоей спине защищают от колдовства, давным-давно наёмники нашли способ противостоять магическим ударам. И теперь я бессильна... Но я подожду, – недобро усмехнулась горгулья. – Я подожду...
– Чего же ты станешь ждать? Моей смерти?
– Нет. – Арина отступила в тень, исчезая, как призрак в ночи. – Скоро жрицы будут решать твою судьбу. Но даже они не властны над тобой. За них всё давно решено.
– Не понимаю, – растерянно произнёс Марк. Она что-то знала и собиралась использовать знание против него.
– Ты мечен богами, – донёсся до него удаляющийся голос. – А значит неподвластен жрицам.
Второй раз в жизни Марк слышал эти слова. Он мечен богами. Но что это означало, оставалось для него загадкой. Когда впервые об этом сказали на Круге Высших, после последнего испытания в школе наёмников, он не посмел расспрашивать. Слишком обрадовался, ведь эта фраза спасла его тогда. Спасла и стала решающим доводом в его защиту. А теперь её повторила Арина... Что ж, посмотрим...
Храм располагался на самой окраине города, скромно прижимаясь к городской стене. Границу владений жриц прочерчивал мелкий ручеек, огибающий низкое невзрачное строение – храм Ледяной Божини. Никто не входил сюда по своей воле. Да и кто станет спешить на встречу со смертью? Только такие, как Марк, проклятые, переступали порог храма Ледяной Божини.
Многие цари, вступая на престол, чтобы задобрить богиню, предлагали жрицам место для храма получше, и сам храм выстроить побогаче и побольше, но те упорно отказывались.
Около Марка бесшумно появился змей, и наёмник едва не рубанул мечом от неожиданности.
– Тьфу! Предупреждать надо. Решил помочь?
Ларг ничего не ответил, только пополз быстрее, обгоняя наёмника.
Марк остановился перед убогой лачугой и мирно журчащим ручейком.
– Это и есть храм? Маловат. Я представлял его гораздо больше и красивее.
– Не торопись с выводами, – оборвал его змей. – Иди за мной. Здесь есть мост. И не замочи ноги.
Марк улыбнулся, решив, что это шутка, хотя ларг никогда не шутил.
Змей подполз к ручью, свился в кольца, как на охоте, а потом стремительным рывком кинул свое тело на противоположный берег. Марк подошёл к ручью и попытался сделать шаг. Нога наткнулась на препятствие. Казалось, невидимая стена защищает ручей. Марк предпринял ещё одну попытку – и опять неудача.
– Я же сказал, тут есть мост, – сказал ларг.
Марк недоуменно повертел головой. Да, так и есть, мост присутствовал. Но это было сильным преувеличением. Два берега соединяли три доски, лежащие друг возле друга и связанные толстой веревкой.
Марк опасливо ступил на них, и немедленно раздался пронзительный скрип.
«В конце концов, падать не высоко», – подумал наёмник, ярко представляя картинку, когда на очередном шаге трухлявая древесина лопается, словно лед, и он сам стоит в воде по лодыжку. Что-то насторожило его в этой картине: странный ручей, который нельзя перейти, и слова змея, чтобы он не замочил ног.
Марк почти бегом преодолел мосток и облегченно перевел дух, ступив на твердую почву.
Двор перед низким строением был выложен булыжниками. В лучах пробуждающегося солнца они блестели капельками влаги, будто кто-то щедрой рукой усыпал двор алмазной россыпью.
