теперь еще больше! Что надо, какие вещицы?
– Помнишь, под Файнером, когда нас разбили, пришлось через половину Карвелеса к своим возвращаться?
– Ну как же, старина, такое забыть? Щас мы мигом те все подпляшем и в лучшем виде организуем! Только, извиняй, не даром, торговцы ныне такие гады!.. Но я с тя ничего не возьму, никакого проценту!..
– Деньги есть, веди в лавчонку, – прервал словоохотливого собеседника Марвет и, безжалостно наступив тяжелым сапогом на грудь только очнувшегося парнишки-карманника, пошел следом за Кифом и молчаливой парочкой предпочитавших держаться от него подальше воров.
Бездействие ужасно, оно утомляет, оно гложет тебя изнутри и, в конце концов, съедает без остатка. Так сложно, невыносимо сложно сидеть сложа руки и представлять, что вокруг изменяется мир, вершатся события, в которых ты просто обязан был бы участвовать. Палиона бесила тишина, царившая в гостиничном номере. Три долгих часа он метался, как тигр в клетке, ожидая, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится Вебалс. Разведчик не боялся трудностей и готов был отправиться вызволять товарища вне зависимости от того, с какими опасностями и сложностями это мероприятие было бы сопряжено. Однако он вынужден был сидеть, ожидая чудесного освобождения колдуна, и не имел возможности приложить к нему своих скромных усилий. Ему было неизвестно, где злодеи прятали Озета, а искать дом с темницей в подвале в большом городе можно так же успешно, как иголку в стоге сена или чужой плевок в своей кружке с пивом.
Бездействие изводило Палиона, сводило его с ума, а затем совершенно внезапно усыпило. Стоило Лачеку лишь на минутку прилечь на мягкую кровать, как его веки мгновенно закрылись, а в ушах раздался приятный, монотонный шум, вестник грядущего сна. Солдат заснул, а служба, естественно, шла. Мир вокруг потихоньку изменялся, солнце постепенно клонилось к закату, а в шумном городе происходили события, значимые для судьбы Лиотонского Королевства и всей РЦК 678, самой огромной за всю историю человечества резервации для детишек убийц, насильников, казнокрадов и прочих людишек с общественного дна.
Резкий и громкий стук костяшек по двери вырвал Палиона из мягких и теплых лап сна. Глаза разведчика открылись, а рука сразу потянулась к мечу. Глупый, совершенно бесполезный рефлекс, злоумышленник подкрался бы и уж точно не стал бы предупреждать о своем появлении довольно сильным стуком в дверь. Однако, не став рисковать, ведь в жизни случается всякое, порой и абсолютно нелогичное, Палион достал меч из ножен и направился к двери. Не тратя времени на формальное «Кто там?», за которым иногда тут же следует арбалетный болт, пробивающий насквозь деревянную стену как раз на уровне груди или живота, Лачек осторожно приблизился, медленно, без скрипа отодвинул задвижку и резко распахнул дверь, естественно, не забыв по старой, доброй привычке переместиться немного вбок, чтобы самому, если что не так, иметь хорошую позицию для удара и милостиво предоставить жужжащему болту возможность пролететь мимо себя.
Уже наступившая ночь великодушно окутала комнату мраком. Убийца не смог бы быстро сориентироваться: или промедлил бы с выстрелом, или направил бы болт в полет точно по центру. И тот, и другой вариант был для Лачека вполне приемлемым, но увиденное за дверью превзошло все его ожидания и заставило позабыть об осторожности.
На пороге стоял Вебалс, целый и невредимый, правда, немного бледный и очень голодный, судя по глазкам, тут же забегавшим по пустым мискам на столе в поисках хоть крохи съестного.
– Это ты! Наконец-то, а я уж!.. – Радость мгновенно сменилась тревогой.
Разведчик поднял меч и приготовился к защите, а все потому, что под мышкой у колдуна просунулась широко улыбающаяся, толстая вампирская рожа. Палион тут же узнал кровососа, они встречались с ним всего один раз в Дукабесе, когда за ним с колдуном гнались рыцари Ордена. Это был тот самый вампир, о котором говорил Самвил; тот самый, что вместе с прислужником герцога, Кено, и загадочной девицей полонил Озета.
«Неужели Вебалс превратился в кровопийцу?! Неужели мне придется его убить или самому погибнуть от его клыков?!» – запульсировала в голове ужасная мысль, а предательски затрясшаяся ладонь сильнее сжала рукоять меча, который, кстати, возможно, на вампиров и не действовал.
– Да брось ты! – устало рассмеялся Вебалс, понявший причину тревоги соратника без утомительного изучения содержания его головы. – Еще не родился тот упырь, что смог бы Озета в себе подобного обратить! Правду говорю, Корушка?! – ласково обратился Вебалс к вампиру, смотря на его изумительно гладкую лысину сверху вниз. – Говорил же я те, не высовываться раньше времени, нечего рожей твоей острашенной честный люд пугать!
Легкий шлепок открытой ладонью по лысине отбросил вампира назад. Вебалс вошел в комнату и, ничуть не смущаясь тому обстоятельству, что острие меча по-прежнему смотрело в его сторону, лениво прошествовал к кровати, на которой тут же и развалился, со стариковским кряхтением и оханьем вытянув уставшие члены. Затем рядом с Палионом что-то пролетело, что-то очень большое и волосатое. Жалобный стон второй кровати, каким-то чудом выдержавшей приземление откормленной туши, подтвердил предположение, что меч лучше убрать. Во-первых, ночные посетители не проявляли агрессивности по отношению к нему, а во-вторых, меч – всего лишь железка, неспособная спасти жизнь при борьбе с тем, кто обладает такой изумительной скоростью и хорошо ориентируется в темноте.
– Зажги свечи, Палач, четырех-пяти, думаю, хватит, не в темноте же нам всю ночь куковать! – произнес Вебалс, поспешивший стянуть сапоги и начавший растирать натруженные за день ноги.
– О жрачке не беспокойся, мы уже внизу, у корчмаря заказали, – раздался радостный смешок с другой кровати. – Вот-вот принесут, и похавкаем!
– Заткнись, прорва ненасытная, хоть бы ребрышко баранье обглодать оставил! Так нет! Все сам, паразит, пожрал! – прокричал до этого момента невозмутимый Вебалс и запустил в Кора сразу обоими пахучими снарядами в форме грязных сапог.
От одного хохочущий толстяк ловко уклонился, а второй поймал, притом зубами. Отношения между Озетом и кровососом были на удивление приятельскими. Палиона этот факт поразил, но не заставил снова хвататься за меч. Если бы Вебалс превратился в вампира, то приятели не стали бы дожидаться, пока им принесут жаркое, а накинулись бы на разведчика сразу, и он, хоть и носит гордое прозвище Палач, не смог бы против них устоять.
Буквально через десять минут пустой стол, с которого сбежали даже мошки и тараканы, уже ломился от яств. Еду и выпивку принесли трое слуг, и то не сразу, а за три захода. Палион не верил, что им удастся справиться с таким изобилием съестного втроем, но мгновенно накинувшаяся на жаркое и вино парочка быстро развеяла его опасения. Чтобы совсем не остаться голодным, Лачек был вынужден поспешно присоединиться к пиршеству.
Во время поздней трапезы царило гробовое молчание, если не считать причмокиваний, подкрякиваний, рыганий и прочих неподражаемых по противности звуков, между делом производимых новым компаньоном. Через четверть часа от жаркого остались лишь капли жира, от барашка – ребрышки, от полугодовалого поросенка с гарниром – пятачок, а на дне огромной миски с зеленью еще можно было найти парочку-другую капустных листков. Оголодавшие гости насытились и вернулись по кроватям, не забыв прихватить с собой вместо десерта по кувшину вина.
Пораженный, что ужин так быстро закончился, Палион с недоумением посмотрел на кучи объедков и, довольствуясь лишь импровизированным ложем из составленных вплотную трех табуретов, стал располагаться на ночлег. Однако в этом начинании он ошибся, насытившихся компаньонов почему-то не тянуло ко сну, а мучила жажда поговорить. Вебалс вкратце изложил события прошедшего дня, безапелляционно заявил, что Кор теперь их союзник и в непривычно вежливой форме попросил отчета у разведчика, то есть как прошел и чем закончился допрос напившегося офицера дворцовой стражи.
Настала пора Палиона удивить соратников произошедшими с ним чудесами. Он рассказал все: описал оборотня-слугу офицера, поведал о драке купцов на площади, о погоне по крыше за Тереной в розовых панталонах и триумфально закончил свой монолог подробным изложением хода переговоров между герцогом Самвилом и загадочной юной особой, кажется, баронессой. Товарищи слушали его внимательно, ловя каждое слово, вылетавшее из его рта, и даже позабыв о выпивке, а когда Палион, поставив в захватывающем дух рассказе последнюю точку, растянулся на жестких табуретах, спать уже никому не
