Он, казалось, и позабыл вро свой поступок, про губу, а о том, что подвел Реброва и не подозревал. Упрекать Леху Сергей считал пустым занятием, да и что толку после драки кулаками махать.
До следующего воскресенья оставалось пять дней. 'Какнибудь дотерплю!' — решил он. Терпелось плохо.
— А ты чего заснул, служивый?! — обратил внимание на молчащего Слепнев.
— Да пошел ты! — отрезал тот.
— Не ласковый какой-то, — поддержал Мишку Черецкий.
— Сейчас приласкаю! — Сергей в шутку показал кулак.
Он понял, что многие обращают внимание на его угрюмость, чувствуют, что это неспроста. 'Нет, вида показывать нельзя, — подумал он, — а то вообще заклюют'.
Он встал, вышел из сушилки, надев вместо сапог тапочки на деревянной подошве. С сочувствием посмотрел на возящегося со шваброй Славку, но помощи не предложил, бочком, по краю коридора побрел к выходу.
С улицы пахнуло свежестью — после сушилки показалось даже прохладно. Сергей вышел, ирисел на скамеечку, закурил. И опять невольно вернулся мыслями к Мишкиному письму. Тот писал неспроста, это было ясно. Что же могло случиться с Любой? Сергей не знал. Спросить Новикова, ведь он часто бывает в увольнениях, наверняка виделись они? Ну уж нет!
Когда вернулся в сушилку, Славка сидел там и о чем-то вдохновенно рассказывал. 'Опять он за свое!' — подумал Сергей, стал прислушиваться.
— Любава не знала, кого выбрать, — вещал Славка. — Оба хороши! И оба далеки. Парней в посаде почти не осталось, ушли со Святославом. Были и те, что несли сторожевую службу на границах. Еще — малая дружина. Но Любава старалась не засматриваться на молодых войной. Надо было ждать. Она за обоих клала жертвы перед деревянными богами в кумирне. Ходила и к большим идолам, стоящим за городом посреди площади, с восемью полукруглыми рвами. Смотрела в вечногорящий священный огонь, бросала в него горсть пшеницы, лила вино. Перун, Велес, Даждьбог, Стрибог и богиня Макошь должны были помочь воинам.
Но Любава понимала, что боги богами, а жизнь тех, кого она ожидает, в их собственных руках…
— Язычниками были, стало быть? — прервал Славку Сурков.
— Стало быть, так.
— Плохо, — неожиданно заключил Леха.
— Ого, — Славка оживился, — а ты что, христианин, что ли, мусульманин?
— Да нет, — засмущался Сурков, — просто язычники, идолопоклонники — чего в этом хорошего?
— Всe народы, Леха, были в свое время язычниками. Не нам их судить. Это вера коренная, исконная. Она и до сих пор во многих обрядах осталась, так что не хай предков, не надо.
— Ну, а Святослав как?
— Святослав признавал старых богов. Когда его мать, христианка Ольга, предложила креститься, Святослав отказался, сказал, что над ним дружяиа потешаться будет.
— Надоел ты со своими бредовыми рoссказнями! — взорвался Сергей.
Славка изумленно посмотрел на друга.
— Зарылся в прошлое, а ничего видеть не хочешь!
— Не нравится — не слушай! — обрушился на Сергея Черенецкий.
— А ну вас всех! — сквозь зубы процедил Ребров, коротко махнул рукой, вышел.
Слаакин рассказ был скомкан. Но он не опечалился.
— Переутомился, видать, Серега на посту-то! — с улыбкой сказал и вышел следом.
Сергей корил себя за вспышку и потому встретил Славку довольно-таки дружелюбно.
— Ты хотя бы имя своей героине другое придумал, сказал он нервно, — каждый раз как услышу, так прямо за живое цепляет!
— Извини, — Славка сунул руки в карманы, — не знал, что это тебе будет неприятно.
В сушилку они вернулись вместе, — Что ж ты, Серый? На службе, да еще в караулке, так волноваться вредно — тут и оружие под рукой. Сам понимаешь! — съязвил Мишка. — Закатаешь кому-нибудь пулю в лоб, что тогда?!
Хлебников посмотрел на него, и Слепнев прикусил язык. До смены оставалось десять минут.
— Караул! В ружье!
Спросонья Сергей не понял: что? где? куда бежать?
'Ни днем ни ночью покоя нет!' — промелькнуло в голове. В карауле спали одетыми: шинель под себя на топчан, пилотку под голову.
Слепнев в суете пнул своей длинной ногой прямо в щеку. Сергей с размаху шлепнул ладонью по голенищу его сапога:
— Очумел, сонная тетеря!
Выяснять отношения некогда. На ходу протирая заспанные глаза, побежали к пирамидам. Началась возня, путаница — не так просто отыскать в такой толчее свой автомат.
Тревога, конечно, учебная, но за медлительность Каленцев по голове не погладит. Из спального помещения выскочили в коридор, только грохот стоял. Выстроились в две шеренги вдоль стены. Начальник караула прохаживался вдоль строя.
— Спите как на печи в деревне, у родителей под боком, — недовольно сказал он. — Дежурный должен только 'Караул!' крикнуть, и чтоб стояли здесь. Штыками! А вы? Ну да ладно, даю вводную: противник напал на караульное помещение, занять свои места!
Стараясь ни с кем не столкнуться на бегу, Сергей пробрался на свое место в бытовке, пристроился так, чтобы снаружи не было видно. Автомат — с плеча дулом вперед, рожок примкнут. Остальные разбежались кто куда, у каждого свой угол.
— Так, хорошо, — послышался голос Каленцева. — Сурков, пригнитесь немного — мишень, лучше и не придумаешь!
Караулка превратилась в подобие музея восковых фигур. Кто на корточках, у окна, как Сергей, кто лежа, спрятавшись за дверной косяк, кто стоя в укрытии, притаились.
Лишь старлей ходил взад-вперед, проверял, поправлял. Через двадцать минут «обороны» Сергей почувствовал, как затекли у него нoги. Миллионы тонюсеньких иголочек впивались в мьшщы, наполняя их болью. Он осторожно переменил положение. С тоской подумал о прерванном сне.
Не часто виделись ему такие хорошие сновидения. А всего что и виделось, будто спит у себя дома на мягкой постели, спит и знает твердо, что никто не сможет нарушить его покоя. Захочет — еще часиков восемь будет валяться под уютным верблюжьим одеялом, захочет — тут же встанет, никто не заставит застилать по ниточке постель и драить до блеска полы. Благодать! Хороший был сон!
— Отбой, — скомандовал Каленцев.
Сергей потер затекшую спину, вздохнул. Поглядел на Сурхова — у того был такой вид, будто, лежа за дверным косяком, он успел придавить немного, — глаза красные, словно у кролика.
'Какой там, к черту, отдых!' Сергей поглядел на часы оставалось пятнадцать минут. 'Опять на посты! Повезло тем, кто сейчас караулит. Они-то ух выспятся по-человечески, навряд ли ротный будет устраивать вторую тревогу за ночь'. Он подбрел к толчкам.
— Невезуха кaкая-то! Под все мероприятия попадаю, — посетовал Черецхий. — Хоть не уходи с поста, мать их!
Серега кивнул, прошел мимо.
Слепнев сидел на топчане, упершись руками в колени, зажав лицо в ладонях, покачивал головой. Бессмысленный взгляд блуждал по зеленой стене спального помещения.
— Ты чего? — спросил Ребров.
— А ничего! Бессоница замучила! — злорадно, с ехидством проговорил тот и отвернулся.
'Здравствуйте, Николай!'
Не удивляйтесь моему письму: пишу Вам по необходимости — надо что-то делать! С трудом разузнала
