публичность, Homo communalis как бы лишен не только права на приватность, но и зачастую — представления о том, что такое приватность, а следовательно, и потребности в таковой, следовательно, и уважение к чужой приватности у него отсутствует напрочь. Коммунальное сообщество может (даже если не хочет, но как правило, оно активно хочет) быть в курсе: что у вас на завтрак, сколько минут вы проводите в уборной, кто приходит к вам в гости, в котором часу вы ложитесь и когда встаете.
Ничего удивительного, что меня жизнь в коммунальной квартире научила, даже принудила ценить приватность превыше всего. К слову сказать, именно с тех пор меня не привлекают сквоты, художественные группировки, творческие объединения, да и просто тусовка как таковая. Вот такая вот производственная травма.
46. Комикс
Я бы и не писал вовсе о комиксах, когда бы не желание упомянуть единственного, пожалуй, современного русского художника, на протяжении многих лет последовательно осваивающего этот жанр. Речь, конечно, о Георгии Литичевском, который в свое время умудрился сделать комикс полноправной частью художественного языка восьмидесятых.
Не говорю уже о том, что его комиксы из года в год исправно появлялись на страницах 'Художественного Журнала' и порой казались мне издевательством над читателем и актом смирения одновременно. Хотя ни тем, ни другим не были, конечно.
47. Контекст
Согласно 'Толковому словарю русского языка' В. Ожегова, контекст — это относительно законченная в смысловом отношении часть текста, высказывания.
А я бы добавил, что под «контекстом» нередко понимается 'относительно законченная в смысловом отношении часть бытия'. Чем глубже ваше знание контекста, тем более целостна ваша индивидуальная картина соответствующего участка мира, тем более полным и адекватным будет понимание происходящего. Простой и наглядный (надеюсь) пример: два читателя культового романа Виктора Пелевина 'Чапаев и пустота', один из которых знает, что 'Внутренняя Монголия' — название проекта Йозефа Бойса, а другой понятия об этом не имеет, читают два весьма разных текста.
В ситуации постмодернизма знание контекста совершенно необходимо для осмысленного восприятия большинства произведений современного искусства. Ничего не попишешь: пришло время, когда зрители делятся на «квалифицированных» и «неквалифицированных», причем «квалификация» зрителя в первую очередь зависит от знания контекста. Самое время вспомнить магическую формулу Джона Барта: 'Ключ к сокровищу и есть само сокровище', сегодня контекст сам по себе столь же ценен, как произведение искусства, для понимания которого мы его изучаем.
Существует расхожее мнение, что жесткая привязка к контексту приводит к появлению 'искусства для узкого круга'. Могу возразить: никто не мешает вам в любой момент к этому 'узкому кругу' присоединиться. Единственное требование — 'томление гносеологической жаждой'. Стремление к новым знаниям то бишь. Разве что ленивые и нелюбопытные, пожалуй, действительно могут не беспокоиться.
48. Концептуализм
Насколько я успел заметить, существуют два способа объяснять, что такое концептуализм. О концептуализме либо пишут откровенные глупости (в частности, в интернете мне доводилось встречать тексты, где концептуализм путают с соц-артом, симуляционизмом и даже инсталляцией), либо пишут тексты чрезвычайно глубокие и сложные, предназначенные читателю, который уже много лет находится внутри дискуссии и прекрасно знаком с предметом, однако должен теперь уяснить для себя еще несколько важных деталей.
Дмитрий Александрович Пригов однажды совершил воистину великодушный и даже в некоторой степени героический жест — написал текст, который так и называется: 'Что надо знать о концептуализме'. Плохо тут лишь одно: текст предназначался для потенциальных читателей стихов русских поэтов- концептуалистов и, следовательно, посвящен именно концептуальной литературе. Если бы не это досадное недоразумение, я бы просто переписал приговский текст слово в слово, а вы бы его прочитали, и всем было бы хорошо. А так…
Даже не знаю, как тут быть.
Для начала, вместо обезболивающего, цитата из Льва Рубинштйна: 'Концептуализмов ровно столько, сколько людей, себя к ним причисляющих, и каждый это по-своему интерпретирует'.
Из всего, что мне доводилось читать/слышать о концептуализме, бесспорным представляется следующее:
Концептуализм имеет дело не с образами, а с идеями.
На нашу почву термин перенесен из западного искусствоведения. Можно привести высказывание Джозефа Кошута, одного из основоположников течения: Основное значение концептуализма, как мне представляется, состоит в коренном переосмыслении того, каким образом функционирует произведение искусства — или как функционирует сама культура: как может меняться смысл, даже если материал не меняется.
То есть концептуальное искусство — это искусство, которое анализирует собственный язык.
Теперь все-таки будет цитата из Пригова: не пересказывать же его текст своими словами:
Концептуализм, возникнув как реакция на поп-арт с его фетишизацией предмета и масс-медиа, основным содержанием, пафосом своей деятельности объявил драматургию взаимоотношения предмета и языка описания, совокупление различных языков за спиной предметов, замещение, поглощение языком предмета и всю сумму проблем и эффектов, возникающих в пределах этой драматургии.
И напоследок определение концептуализма от Ильи Кабакова (самое лирическое из всех, что мне доводилось слышать): Художник начинает мазать не по холсту, а по зрителю.
А вот теперь самое время вспомнить о том, что кроме просто концептуализма есть еще и московский романтический концептуализм — или просто московский концептуализм (определение «романтический» все же не настолько прижилось, чтобы его нельзя было опустить).
Впервые словосочетание 'московский романтический концептуализм' появилось в 1979 году на страницах парижского журнала «А-Я» в статье Б. Гройса, которая, собственно говоря, так и называлась: 'Московский романтический концептуализм'. Московский концептуализм Гройс описывает следующим образом: Романтический, мечтательный и психологизирующий вариант международного концептуального искусства 60-70-х годов.
Ничего удивительного, что Андрей Монастырский, один из тех, кто стоял у истоков традиции, называет концептуализм эстетическим путешествием как бы между небом и землей, пишет о 'философской поэтике' концептуализма, разъясняет, что концептуализм акцентирует в этом словосочетании поэтическое, подчеркнуто «несуществующее» — то, что сначала требует ничем не оправданного доверия к себе, а уж потом понимания, и заключает определением концептуализма как поэзии философии.
А Лев Рубинштейн характеризует московский (и вообще русский) концептуализм как нечто, по идее, невозможное, однако все же каким-то образом существующее:
В основе западной проблематики — драматическое взаимодействие разных существований вещи (вещи в широком понимании, то есть и предмета, и явления, и идеи, и представления): существования в
