Вдали показались конструкции, подсвеченные снизу. Не сбавляя скорости, Соич влетел в шлюзовую камеру.
…По мере того как транспортер двигался вниз, температура в стволе шахты возрастала. Липкий пот заливал глаза.
Соича ждали. Большая площадка в основании шахты была полна народу, гудела как улей. Скудное освещение к краям площадки сходило на нет.
Спрыгивая с ленты транспортера, Соич вспомнил картины дантова ада.
Увидя Соича, проходчики притихли. Физики, геологи, электронщики, термоядерщики ждали, что скажет Железный Ив.
Соич вышел на середину, подошел к агрегату, щупальца которого сквозь толстые плиты защиты тянулись вниз, в глубину. Отсюда производились направленные взрывы, после чего автоматы наращивали новый участок ствола.
Перед агрегатом, производящим взрывы, в угрожающей позе стоял оператор.
— Почему не работает подъемник? — выкрикнул кто-то из толпы.
— Я выключил, — спокойно ответил Соич. Горячий воздух обжигал легкие, он казался плотным, почти осязаемым. Соич поднял руку — ропот утих. В наступившей тишине слышалось лишь, как захлебывается в трубах, пронизывающих стенки шахтного ствола, жидкий гелий — ледяная сверхтекучая жидкость, близкая к абсолютному нулю.
— Через три, от силы четыре дня мы достигнем проектной глубины, — сказал Ив Соич, — и тогда ваша миссия закончена. Я вам хорошо заплачу…
— Включите подъемник! — перебил чей-то голос.
— Я удваиваю премию! — сказал Соич. Фраза прозвучала гулко — воздух был насыщен испарениями и сильно резонировал.
— Шкура дороже, — отрезал оператор.
— По местам! — закричал Соич. — Готовить взрыв!
Он шагнул к агрегату, но на пути вырос оператор. Горячая волна захлестнула Соича. Теперь, когда до цели осталось полшага, когда осталось произвести один — взрыв, один-единственный… Неужели дело всей его жизни пойдет насмарку? И из-за чего? Из-за нелепой заминки перед самым финишем, из-за трусости оператора.
Уже не отдавая отчета в своих действиях, Соич размахнулся — оператор схватил его за руку и сильно дернул. Соич выхватил из кармана лучемет и направил его в бледное, отшатнувшееся лицо. Затем перешагнул через тело оператора и подошел к масляно поблескивающей установке.
Люди послушно разошлись по местам.
Несколько умелых команд Соича — и агрегат ожил. Там, внизу, под толстыми плитами защиты, споро и привычно готовился направленный ядерный взрыв — последний взрыв.
Стенки шахты вибрировали. Кажется, физически ощущалось огромное давление, которое выдерживали кессоны.
Неожиданно пол шахты дрогнул, затрясся. Слишком рано — до взрыва еще добрый десяток минут. Ствол шахты ярко засветился, будто вобрав в себя пыл развороченных земных недр.
Дохнуло нестерпимым жаром. На площадке стало светло как днем. Из десятков грудей вырвался крик.
— Вот он, тюльпан! — покрыл вопли чей-то возглас. Этот возглас — последнее, что зафиксировало сознание Ива Соича.
Гибель Акватауна и прибрежного поселка взбудоражила Оливию. Оппозиция докопалась, что задолго до трагических событий в редакцию самой влиятельной газеты пришло письмо, правда, без подписи, в котором автор квалифицированно доказывал неустойчивость глубинной шахты, заложенной в Акватауне, на дне впадины.
Какая же сила заставила редактора спрятать письмо под сукно? Почему письму не был дан ход? Почему работы в Акватауне не только не были свернуты, но, наоборот, ускорены?
Оппозиция добилась расследования, результаты которого, однако, не были преданы гласности, что породило массу слухов и толков.
Однако бурные события последних месяцев проходили стороной, почти не затрагивая Рину.
Вдова Гуго Ленца давно рассталась с коттеджем — он оказался ей не по карману. Рина снимала крохотный номер во второразрядном отеле. Она, подумывала о том, чтобы вернуться к прежней специальности, но найти работу медика было непросто. Можно было обратиться к Оре Дерви — Рина была уверена, что Ора ей не откажет. Однако Рина приберегала визит в клинику святого Варфоломея на самый крайний случай.
Из газет она покупала только «Шахматный вестник». Из прежних знакомых виделась только с Имантом Ардонисом, и то изредка, раз и навсегда пресекши попытки к сближению. Их связывала, кажется, только память о Гуго.
Они говорили о Ленце как о живом, вспоминали его привычки, любимые словечки, шутки. Ардонис рассказывал Рине, как продвигается работа по расщеплению кварков.
Однажды, едва Имант ушел, в дверь Рины осторожно постучали. Нет, это не был стук, — кто-то осторожно скребся в дверь. «Кошка», — решила Рина и толкнула дверную ручку.
Перед ней стояла знакомая приземистая фигура.
— Робин, — прошептала Рина.
Да, это был Робин — без нагрудного знака, помятый и какой-то увядший.
— Проходи, — сказала Рина и заперла дверь. Сердце ее забилось.
Робин еле двигался, словно в замедленной съемке. «Энергия кончается», — догадалась Рина.
— Мне осталось существовать тридцать минут, — подтвердил Роб ее догадку.
Рина знала, что с этим ничего не поделаешь.
Существуют шариковые ручки, которые выбрасывают, когда паста кончается: ручки сконструированы так, что зарядить их снова невозможно.
Собратьев Робина выпускали по тому же принципу. Делалось это для того, чтобы робот в своем развитии не превзошел определенного уровня.
Стоя перед ней, Роб как бы застывал. Теперь он чем-то напоминал Рине Будду, статую которого они видели когда-то с Гуго в музее.
— Робин, кто убил доктора Ленца? — негромко спросила Рина.
— Я знал, что ты это спросишь. Потому я здесь, хотя добраться сюда было трудно, — сказал Робин. Покачнувшись, он произнес: — Доктора Ленца никто не убивал.
— Никто? — переспросила Рина.
— Никто. Он сам убил себя.
— Не понимаю…
— Вот, — сказал Робин, протягивая Рине истрепанную записную книжку. — Она принадлежала доктору Ленцу. Просмотри. Потом я отвечу на твои вопросы. Только поспеши. У меня остается 20 минут.
Рина принялась лихорадочно листать страницы, исписанные знакомым почерком Гуго. Формулы… Идеи опытов… Отрывочные фразы…
Дальше следовало несколько строчек формул.
Рина припомнила далекую апрельскую ночь, когда, проснувшись, она не застала Гуго и ждала его, волнуясь, до рассвета, обуреваемая тревожными мыслями. А потом, угадав приближение его орнитоптера,
