впереди всех, и занес ореховую палку.
— Стой, ирен! Не бей! — донесся до него отчаянный крик из хвоста колонны.
Ирен опустил орудие наказания. Из рядов вышел побледневший Тилон и медленно приблизился к нему.
— Значит, это ты нарушил порядок? — спросил ирен.
— Я, — сказал Тилон.
С минуту ирен изучающе оглядывал долговязую фигурку стоящего перед ним мальчика.
— Ты смел, Тилон. Это хорошо, — сказал ирен, и мальчики, с тревогой наблюдавшие за развитием событий, облегченно перевели дух.
Тилон приподнял голову.
— Ты спас от сурового наказания всех своих новых товарищей, — продолжал ирен, — и за это я тебя хвалю. Но ты сделал то, чего не должен делать ни один спартанец. Ты нарушил дисциплину, и за это должен понести наказание.
Ирен занес и быстро опустил палку на мальчика.
Первый удар пришелся в плечо, второй раз ореховая палка хлестнула по лицу. Тилон стоял не закрываясь. Он изо всех сил старался глядеть прямо вперед невидящими глазами. Второй раз за это утро слезы заливали ему глаза.
Мальчики, не ломая порядка, в котором они стояли, безмолвно наблюдали за экзекуцией. После третьего удара Тилон пошатнулся, после пятого — рухнул на дорогу, подняв небольшое облачко пыли.
Ирен опустил посох.
— Надеюсь, это послужит уроком для всех, — обвел он взглядом агелу. — А теперь отнесите его в тень, — указал он на придорожные кусты.
После того как Тилона привели в сознание и напоили водой, агела, немного отдохнув, снова двинулась в путь. Тилон шагал на прежнем месте, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Только багровые рубцы на плече и лице напоминали о том, что он недавно перенес.
— Ты молодчина, — шепнул ему остролицый мальчик, убедившись, что ирен, далеко опередивший колонну, не услышит его.
Тилон пожал плечами, едва не застонав от боли. Похвала сверстника была ему приятна.
— Давай дружить, — предложил остролицый. — Меня зовут Филлион.
…Так началась жизнь Тилона в учебной агеле. Похожие друг на друга, словно овцы одного стада, дни шли за днями, собираясь в месяцы. Месяцы складывались в годы.
ПОБЕГ
В этот вечер, когда Тилон добрался наконец до своей палатки, натруженные ноги гудели от усталости. Даже не верилось, что четырехдневный учебный поход в горы закончился.
Над палаткой густо высыпали безмятежные южные звезды, крупные, как виноградины. Мальчик замешкался у входа, рассматривая прихотливо изогнутый Млечный Путь. Кто из небожителей пролил эту светящуюся жидкость? И почему она вечно сияет, не стекая сюда, на землю?
— Пойдем спать, — сказал подошедший сзади Филлион. — Ведь завтра ирен поднимет нас, как всегда, на рассвете.
В тесной палатке было сыро, пахло нагретыми каменьями. Тьма царила полная, но за три месяца жизни в летнем лагере Тилон и Филлион научились на ощупь ориентироваться в палатке.
Тилон все реже вспоминал отчий дом, своих родителей. В первые дни он очень тосковал по ним, но насыщенный поток быстротекущих событий все дальше отвлекал его от воспоминаний детства. Каждый день в агеле был заполнен до отказа. «Наша цель — воспитать из вас отважных и сильных защитников Спарты», — твердил им ирен, их полновластный командир.
Ежедневно с утра и до поздней ночи мальчики изучали военное дело, закалялись, повторяли физические упражнения: метали дротик, копье, бегали, прыгали в длину… Последнее упражнение Тилон любил больше всего. Прыгал он лучше всех в агеле. Однажды прыгнул даже дальше ирена, после чего неприязнь того к строптивому подростку возросла.
…Филлион зашуршал тростниковой подстилкой, укладываясь. Другого ложа воинам Спарты, даже в мирных условиях, не полагалось ни зимой, ни летом. И будущим воинам тоже… Ходили же они не иначе как в лохмотьях.
— Филлион… — тихонько произнес Тилон без особой надежды.
— Спи, прыгун, а то еще больше есть захочется, — пробурчал в ответ сонный приятель.
Мальчиков агелы постоянно терзал голод: на завтрак им давали только кусок лепешки да кружку ледяной воды, обед и ужин были ненамного обильнее.
— Послушай, Филлион, а правда, что твой отец был на Олимпиаде?..
В эту ночь мальчики разговаривали долго, почти до рассвета. К тому же Тилон заснул не сразу: то ли циновка показалась жестче обычного, то ли одолевали мысли об Олимпиаде.
Проснулся Тилон от раскатистого хохота ирена, прозвучавшего, казалось, над самым ухом: дорожка, ведущая на учебный плац, пролегала рядом с их палаткой. Вскоре заверещала не менее ненавистная трещотка.
Для Тилона, как и для всех его товарищей, начинался день — обычный день обычного обучения будущих воинов Спарты.
Дрожащие от утренней сырости подростки выстроились на тщательно выровненной площадке, истоптанной многими поколениями таких же, как они, маленьких солдат.
Тилону показалось, что ирен в это утро как-то поособому смотрит на него. Может, воспитатель недолюбливает его еще с тех пор, когда семилетний мальчик, едва оторванный от родительского дома, проявил непокорный характер?
Пройдясь перед строем, ирен скомандовал:
— В гимнасий — бегом!
Мальчики наперегонки помчались знакомой дорожкой прочь из лагеря.
Вдали за поворотом дороги под первыми утренними лучами блеснули белые колонны гимнасия. Издали они казались легкими, почти лишенными веса. Верхушки колонн купались в голубом небе, еще не успевшем помутнеть от дневного жара.
Гимнасий представлял собой обширную площадку для всевозможных гимнастических упражнений. Днем туда мог прийти любой свободный горожанин, но утренние часы были отданы мальчикам.
— Сегодня будем метать копья! — провозгласил ирен, и мальчики с радостными криками бросились к пирамиде, в которую были составлены остроносые метательные снаряды.
— А ты останься, — схватил ирен за руку пробегавшего мимо Тилона. — И ты тоже, — кивнул он неизменно находившемуся рядом с приятелем Филлиону.
«Что еще задумала эта лиса?» — подумал Тилон, и на душе его стало неспокойно.
В памяти вспыхнул ночной разговор с Филлионом. Ему представилось феерическое действо, которое разыгрывается раз в четыре года на берегу реки Алфей в честь Зевса. На все время проведения Олимпиады объявляется экехейрия — священный мир между всеми греческими государствами. А его родина — Спарта — только и знает, что воевать с соседями либо отряжать наемников тому, кто больше заплатит… Филлион рассказал об этом. Он много знает — недаром его отец член герусии, совета старейшин.
Увидит ли Тилон когда-нибудь кипящую чашу олимпийского стадиона, красочные и пышные спортивные делегации свободных греческих государств, посланцев Италии, Сицилии, далеких Африки и Азии? А может, и он когда-нибудь промчится по олимпийской скамме, посыпанной песком, и прыгнет — прыгнет дальше всех!..
Увидев улыбку Тилона, ирен нахмурился.
— Для вас у меня особые состязания, — сказал ирен. — Пойдемте за мной!
Оба мальчика двинулись вслед за иреном, который шел на несколько шагов впереди, небрежно помахивая ореховой палкой, с которой никогда не разлучался — слишком часто приходилось пускать ее в
