сосредоточенно жевала. — Если Коромар всё время испытывает такой голод, неудивительно, что у него остаётся мало места для других мыслей. Нам нужно вернуться и сказать ему, что мы в безопасности.
— Завтра, — произнёс Шикари. — У Вейвея там достаточно еды, и он подождёт нас с превеликой радостью.
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — вмешался Энджел. — Однако, на сей раз ты прав, сегодня можно сделать исключение. Вейвей подождёт до завтра.
Быть может остальным и хотелось поболтать, но для Чена это было выше его сил. Сегодня он как будто снова побывал на стимуляторе Толкова. Ужасно болезненное расширение рассудка, ослепительные вспышки в сознании, которые заставляют то, что было с ним до этого, блекнуть и тускнеть. НО всё же, Чену снова хотелось стать частью Алмаза, почувствовать обволакивающее тепло объединённого разума…
Энджел говорил не умолкая. Чен уже не мог его слушать. В своих мыслях он вернулся на корабль, висящий высоко на орбите. Ему предстояло решить, что им делать, чтобы отвести эту угрозу, иначе они будут обречены провести оставшуюся часть жизни на Траванкоре.
Но с этого момента подобного рода проблемы были не только его проблемами. Решение должен принять Алмаз! Чен почувствовал огромное облегчение.
Он погрузился в глубокий сон, крепкий, без сновидений.
Чен проснулся за несколько часов до рассвета. Под простынь, которой он был укрыт, проскользнуло чьё-то тёплое тело и уютно устроилось возле него. У него от ужаса пробежали по коже мурашки, он напрягся, как струна, но тут же снова расслабился, когда тонкие пальцы нежно коснулись его губ.
— Тш-ш-ш, — прошептал голос у самого уха. — Как прекрасно было встретить тебя в образе Нимрода, но я хочу побыть с тобой рядом будучи самой собой, я хочу успокоить тебя. Ты ничего не теряешь, когда твоя команда объединяется в одно целое. Ты только приобретаешь.
— Я знаю. С нами это уже произошло. Теперь вместе мы — Алмаз.
— Это чудесно. Завтра может состояться первая встреча двух менталитетов. — Она потеснила Чена. Подвинься немного. Я хочу устроиться поудобнее.
Чен попытался разглядеть Лию, но в кромешной тьме она была не более чем двигающимся светлым пятном. Он потянулся и обвил её руками.
— Всё это время я пытался разглядеть тебя, но ты оставалась невидимой. Интересно, похожа ли ты на ту Лию, которую я знал раньше.
В темноте раздался смех.
— Конечно это я! Я нисколечко не изменилась, зато ты стал совсем другим. Не путай меня пожалуйста с Нимродом, потому что, когда каждый из нас находиться в отдельности, я остаюсь сама собой. — Она уютно устроилась в его объятиях и всем телом прижалась к Чену. — Как хорошо было с тобой, когда я была Нимродом, и всё у нас было общим. Но сегодня ночью я подумала, что довольно этого. Мне хочется иметь тебя одной. Сейчас мы будем только вдвоём. Ах, мой милый Чен. Как хорошо с тобой.
Они занимались любовью очень медленно и нежно, безо всякой спешки. Этот акт был кульминацией его глубокого психического расстройства, затянувшегося на двадцать лет. Даже дойдя до оргазма, Чен не почувствовал сугубо плотского наслаждения, только любовь и логическое завершение её проявления. После этого Лия быстро уснула, положив голову на грудь Чену, а он не смог сомкнуть глаз.
Его стала мучить ещё одна мысль.
Лия до сих пор оставалась Лией, полностью осознавая себя личностью и не беспокоясь, что, став Нимродом, она потеряет себя. Но Чен всего каких-то три месяца назад был никем. И со времени этого открытия на Горе он начал задавать себе вопрос: личность ли он? Кто он такой? Или что он такое? Он не обладал тем крепким чувством индивидуальности, которым обладала Лия, легко переносившая как слияние в менталитет, так и его распад. Вопреки её утешениям Чена мучил вопрос: выживет ли то существо, которое называется Ченом Дальтоном?
«И я стану не более чем одним из кусочков единого целого, таким же безликим, как любой компонент Шикари? Мне ненавистна сама мысль об этом. Я хочу быть самим собой, я не желаю раствориться. Надеюсь, это не последняя ночь Чена Дальтона».
Его мысли лениво свивались в длинную нить: «Сколько же я прожил? Некролог: Чен Дальтон, родился в возрасте двадцати лет и трёх месяцев, умер достигнув двадцати лет и шести месяцев. Что ценится выше, короткий отрезок сознательной жизни или весь период физического существования?
Я боюсь заснуть, сознавая, что завтра моё Я может исчезнуть».
Он почувствовал, как Лия шевелится во сне. Её рука легла ему на грудь, словно желая защитить. Она будто бы читала его мысли.
«Всё будет хорошо. Лия мне поможет. Она всегда мне помогала».
С этой мыслью Чен погрузился в спокойный, безмятежный сон.
Высоко в космосе, над головами спящих висела огромная махина корабля. Мощность бортовых энергетических установок была снижена до минимума, чтобы уменьшить помехи приборов. Все датчики были направлены на объятую ночной тьмой сторону Траванкора. Орудия были заряжены.
В центральной рубке управления кораблём сидели Эсро Мондрайн и Лютер Брейчис. Они были поглощены любопытным вечерним моционом. Каждый из них сосредоточенно вводил в память электронного блокнота последовательность цифр. Когда данные были введены, они обменялись записями и стали проверять один другого.
— По-моему всё правильно, — сказал закончив проверку Брейчис. На его лице всё ещё выделялись заплаты из искусственной кожи, но они уже приобрели здоровую окраску. — Думаю, что на сегодня довольно.
Мондрайн протянул руку и взял оба блокнота.
— Мы будем держать эту последовательность у себя в голове до самой смерти, и ты знаешь почему. Потому что так нужно. Мне не больше чем тебе хочется провести здесь оставшуюся часть жизни.
— Для перестраховки я мог бы сообщить последовательность Годиве.
— Нет. — Мондрайн отрицательно покачал головой. Только ты, я и Фламмарион, и никаких записей. Если мы в службе Безопасности не будем придерживаться правил, то кто же будет? Мы будем действовать как положено, пока не убедимся окончательно, что там внизу, — он кивнул в сторону чёрного диска Траванкора, — не осталось никакой опасности.
— До сих пор от команды Рубин поступали неплохие сообщения.
— То же самое можно было сказать и об Альфе, и чем всё это закончилось? Надеюсь, команда Дальтона сделает нам доброе дело и уберёт Нимрода с нашего пути, но в этом нужно удостовериться. Мы имеем дело с чужеземцами из дальних миров. И мне не хотелось бы рисковать.
— Мне тоже. Но тебе ведь известно моё мнение на этот счёт. Мы должны опуститься ниже, навести орудия на то место, где прячется этот Нимрод, выжечь всё ко всем чертям и делу конец. Если мы именно так и поступим, мы разделаемся с ним в считанные минуты.
— И уничтожим единственное Создание Морган, последнее во всей вселенной. Нет, мы не будем спешить, мы будем действовать только тогда, когда будем уверены в стопроцентном успехе.
Брейчис пожал плечами и покинул рубку. Его ждала Годива. Он не хотел тратить время на бесплодные споры.
Мондрайн стал просматривать поступившие сообщения. От Кубо ничего. Еще одна жалоба от Дугала Мак-Дугала насчёт энергетических затрат на поддержание связи между Анабасисом и Траванкором. Послы Звёздной Группы прислали подтверждение: что бы ни случилось, путь с Траванкора будет закрыт до тех пор, пока Создание Морган не будет либо уничтожено, либо полностью обезврежено. Фоб Уиллард спрашивала, когда вернётся Лютер Брейчис.
Если бы он это знал, то с радостью сообщил бы ей.
Мондрайн стёр длинные цепочки цифр в каждом из электронных блокнотов. Исчезло единственное записанное напоминание о последовательности, необходимой для того, чтобы вернуть корабль в обитаемые районы космоса.
И снова Мондрайн, Лютер Брейчис и Годива Ломбер оказались отрезанными от дома шестивековым путешествием через открытый космос.
В сжатых, множественно связанных картографических проекциях Звена Маттин пространство не обладало ни свойствами афинности, ни метрическими свойствами вообще. Здесь имело место лишь прямое
