без лошади в нее запишись — нипочем! Свою артель и составим!
Тут заговорил Зерцалов, высокий черный мужик, член сельсовета. Зерцалов был солдатом в империалистическую войну и много горя хлебнул: отсидел в немецком плену три года, потом получил рану на гражданской и рука у него не сгибалась. Мужики уважали его за строгость и рассудительность.
— Вот что, други, — начал он низким голосом. — Как я понимаю политику Советской власти, Козлов абсолютно неправильно возражает. Нельзя раскол в артельное дело вносить, членов распылять. Так мы до товарности никогда не доберемся. Надо иной выход, други, придумать…
Он на минуту умолк, и Петр Скороходов воспользовался этим. Вскочил на лавку и заговорил опять:
— Всецело поддерживаю выступление товарища Зерцалова. Не нужно нам другой артели, наша никому в приеме не отказывает. Пиши заявление и входи. Такая моя точка зрения, да и город так смотрит. Вон московский товарищ может подтвердить.
Петр показал на Летнего и сел. Мужики повернулись к писателю. Очки блеснули в автомобиле. Летний медленно поднялся и, прежде чем говорить, потер себе нос, подумал, вздохнул.
— Пожалуй, что правильно говорит гражданин Скороходов, — начал он негромко.
— И на том спасибо! — насмешливо крикнул Козлов. — А еще Москва!
Крестьяне начали переглядываться, подходить поближе. Николка сощурился и посмотрел на Летнего вопрошающе.
— Сейчас поясню, — продолжал Летний. — Существует в Чижах артель, и вот председатель ее перед всеми заявляет, что отказа в приеме нет. Значит, кто хочет хозяйство коллективно вести, должен в эту артель записываться. А если кулацким духом оттуда пахнет, так ваша первая задача — этот дух выкурить.
— Правильно! — воскликнул Николка. — Здорово закручено! Подавай, Козлов, завтра заявление в артель и входи туда с товарищами. Прямая дорога тебе в правление будет. А уж мы тебе в чем нужно поможем.
Козлов хотел что-то сказать, но промолчал. Сережка Маршев, курносый и взлохмаченный, восторженно крикнул:
— А ну, ребята, ради такого случая неси по ведру зерна! Кто против кулаков, неси зерно, как один человек.
Козлов сейчас же заявил, что выделит от себя хлеба на пункт и подводу даст. Побежал закладывать лошадь. Собрание приумолкло, словно все дожидались чего-то. Скоро Козлов подкатил к обозу. В телеге его лежали пустые мешки горой и один стоял полный.
— От себя цельный мешок жертвую! — закричал Антон во все горло. — Кто следующий, подходи. Да поскорей, а то ехать надо.
Крестьяне побежали по дворам и возвращались с ведрами хлеба. Капралов тут же записывал на щепке, кто сколько дает. Когда все козловские мешки были доверху насыпаны, Николка закричал:
— Вот теперь видать, кто за Советскую власть, а кто против! Поехали дальше, товарищи! Вывод ясен!
И начал трубить в гудок.
К коммунарам присоединилось десятка три чижовских крестьян, ребят и девок. Все вместе с обозом двинулись на станцию. Подводы растянулись по дороге, Николка и Летний соскочили с машины и подошли к Козлову. Начали тихо толковать, как действовать дальше. Советовали записаться в «Умную инициативу», сколотить большинство и отстранить Петра Скороходова от председательствования. Козлов сначала все возражал, говорил, что трудное это дело, а потом пообещал подобрать своих ребят записаться в артель группой.
— Только ты, Козлов, того, — сказал Летний, — дуром в левую сторону не гни. А то начнешь кур переписывать, мужиков испугаешь. Петя этим воспользуется, беда будет.
— Сам понимаю, — ответил Козлов угрюмо. — Голову ему отвертеть надо, а придется церемонию разводить. Мужики его за разные слова уважают.
Незаметно в разговорах прошли длинную дорогу до станции. Николка уже предчувствовал новые схватки, волновался, размахивал кулаками. Егор Летний советовал действовать с умом, поосторожней. Козлов больше слушал. Осенний свежий воздух бодрил, ребята запели песню впереди. Вдали показалась станция.
Здесь, у хлебного сарая, опять начался митинг. Всем хотелось поговорить, порассказать о своих мыслях. Заведующий ссыпным пунктом приветствовал новую деревню и благодарил за подачу зерна. Потом слова попросил Серега Маршев.
— Послушайте, граждане, повесть бедняка-горемыки, — начал он задушевно. — Как я бился много годов без всякого результата и как теперь работаю коллективно с дорогими товарищами…
И Маршев рассказал, как помогла коммуна ему с семьей. Он теперь не только сыт, но даже сапоги себе справил, вторые за всю жизнь. Первые истаскал еще мальчонкой.
Поговорил Маршев и о Петре Скороходове.
— Таких людей только бедняк раскусить может, для зажиточных он свой брат. Занимал я у него проса два раза под проценты, а вот теперь на пункт и ведра хлеба у него не нашлось. Для таких бедняк, как для нас овца: стриги поголей — и все тут.
— Вот именно! — закричал Козлов. — Я ж про то и говорил!
И как раз в этот момент вдали зазвенели бубенчики. Все приумолкли, повернули головы в сторону дороги. Прямо к сараю подкатила парная телега, доверху нагруженная мешками. На мешках сидел Петр Павлович Скороходов в красной рубашке. А сзади него на двух палках болталось полотенце с надписью: «Ум. ини. государству».
Надпись была сделана колесной мазью, наспех, и разобрать ее было трудно.
Петр лихо осадил коней у сарая и закричал с телеги:
— Вот и наш хлебец, товарищи дорогие! Наскребли все-таки для Советской власти малость. Чем богаты, тем и рады. Коней запарил, как гнал.
Чижовские мужики грянули «ура» и полезли качать Петра. Тот не отказывался и прямо лег на руки. Пока он летал вверх и вниз, Николка объяснил своим, что привез Петр зерно не иначе как из хитрости, чтоб не косились люди на «Умную инициативу».
— Что и говорить, хитер черт! — подмигнул Капралов Летнему. — Но и мы не дураки. Зерно, однако, примем.
— Да, трудно вам будем с ним управиться, — сказал Летний раздумчиво. — Надо, чтоб ваша коммуна за Чижами наблюдения не ослабляла.
— Само собой, — ответил Капралов и пошел таскать мешки.
Пока зерно вешали и ссыпали в амбар с чихом и весельем, Егор Летний пошел бродить по путям. Незаметно он добрался до платформы, с платформы прошел в помещение станции. Подошел к телеграфному окошку, потребовал бланк.
На бланке быстро написал:
Телеграмма была адресована в Москву, редактору газеты.
Производственный план коммуны
А все-таки история с ночным отъездом Джека из коммуны не прошла бесследно. Джек как-то притих. Несколько дней ходил сумрачный, не болтал зря и даже с Чарли не разговаривал. Потом поймал Николку Чурасова на дворе, загнал его в угол и сказал, глядя в землю:
— Просьба у меня есть. Прошу на мое место другого председателя выделить.
