— Шеф, — сказала она, — но ведь высказанная мысль о том, что высказанная мысль есть ложь, тоже ложь. Ведь так?
— Разумеется, — согласился я.
— Тогда по формальной логике получается, что высказанная мысль всё же может быть истинной?
— Получается.
— Ну и?
— И тут мы, детка, начинаем блуждать в Лабиринте Без Входа И Выхода, — признал я и поднял руки, дескать, всё, сдаюсь.
— Что это ещё за лабиринт такой?
— О! Это, Лера, замечательный лабиринт. В него нельзя попасть, но если вдруг случайно попадёшь, никогда не выйдешь. А если по какому-нибудь недоразумению выйдешь, обнаружишь, что вышел вовсе не ты.
— Да ну вас, шеф! — возмутилась вконец заблудившаяся Лера. — Вы казуист и путаник.
Я хохотнул:
— Тем, собственно, и интересен.
На самом деле книга, который так заинтересовал мою помощницу и от которой я так старательно пытался её отвадить пустопорожней болтовнёй, ни что иное, как старый-престарый драконий гримуар. Достался он мне в наследство от достопочтенного Вахма-Пишрра-Экъхольга, предыдущего хранителя Вещи Без Названия. Много чего в этой книге содержится интересного по вопросам практической магии, но прочесть её может только обладатель Взгляда, то есть маг выше среднего ранга. Вот станет Лера ведьмой, достигнет возраста бабы-яги, нахватается всякого разного, тогда и прочтёт, если захочет. И вообще, много чего она сможет сделать, став опытной ведьмой. И избу на скаку остановить сможет, и в горящего коня войти. Только всё же, всё же, всё же, упаси её, Сила, стать ведьмой. Нет, лучше так: дай мне, Сила, силы не сделать её ведьмой. Да, так, пожалуй, будет лучше. И для неё, и для меня.
Глава 3
Обедать я в тот день направился туда, куда всегда хожу, в кабак, принадлежащий старому чародею неясной масти Руслану «Жонглёру» Непейвода. Это заведение так и называется — «У Жонглёра». Просто и без затей. Расположено оно в одном из тихих двориков по улице Чехова. В этом месте настолько удачно переплетаются линии Силы, что здесь никто не может использовать магические чары во вред другому. Да и просто так, безо всяких чар, заехать кому-нибудь по сусалам ни у кого ещё ни разу не вышло. Неудивительно, что миротворческий подвальчик в фаворе у Иных разного рода-племени и посвящённых всяческих цветов.
Порою здесь за соседними столиками, а то и вовсе за одним, можно увидеть вампира-отморозка и матёрого истребителя вампиров, пожирателя теней и дюжего из Дюжины, оборотня, объявленного в розыск, и молотобойца-опера. Где-нибудь в другом месте эти непримиримые антагонисты друг другу глотки бы перегрызли, а в кабаке Жонглёра — ничего, выпивают, закусывают, оттягиваются по полной и мило друг другу улыбаются. Хотя, быть может, и не улыбаются, а скалят зубы. В смысле — щерят пасти. Поди там разбери. Но тем не менее.
Когда я зашёл, в зале было немноголюдно, а если учитывать, что имеющих душу среди посетителей оказалось всего трое, можно сказать, людей было раз два и обчёлся, остальные — нелюди.
Людей я увидел сразу. За столиком напротив лестницы в компании двух неизвестных мне рыжих ведьм тратил законный отгул Борис «Улома» Харитонов. Этот молотобоец, с которым я давно на короткой ноге не рядовой боец, даром что с виду простец. Он — ни много, ни мало — правая рука Серёги Белова. Элита местного Поста. Резерв главкома. Смертельное оружие. Эт сетера. Эт сетера.
Справедливости ради надо сказать, что это он сугубо в боевой работе смертельное оружие, в быту же и общении — милейший человек. И ещё широкой натуры человек. А про то, что надёжный, как опора железнодорожного моста, и говорить не стоит.
Не стоит, но всё-таки скажу.
Выезжали позапрошлой зимой Капканы Фуртадо ставить на Вепря Оттуда, я, от радения себя не помня, в охотничью яму провалился, ногу сломал, да ещё и бок порвал будь здоров, так вот Боря четыре километра меня до вездехода на себе тащил. Утопая по пояс в снегу, между прочим, тащил. Пять ему за это от золотого дракона. Пять и уважуха.
Что касается присутствующих в зале нелюдей, их тоже в тот час было трое.
Возле стойки перешёптывались о чём-то своём кромешном два вампира, с одним из которых, скользким типом из стаи Дикого Урмана, я был шапочно знаком. Столкнулись как-то раз на опасном повороте судеб мы с этим парнем по имени Адлер. Столкнулись, обнюхали друг друга и разбежались в разные стороны. Он мне без надобности оказался, я ему — не по клыкам.
Другого кровососа, лысого толстяка с рыхлым мучнистым лицом, я видел впервые. И особого желания узнать, кто он такой, признаться, не испытывал.
Помимо вампиров был в зале ещё один посетитель, лишённый души, — угрюмого вида бабр-оборотень по прозвищу Битый. Сидел в дальнем углу за истуканом для расплаты с заведением Силой и как обычно топил в вине свои радости-печали, а точнее — поскольку лишены бездушные и того и другого — их слабые тени. В последнее время, как ни зайду, бородатый уже сидит. Ухожу, он всё ещё сидит. Заняться парню явно нечем. Вообще-то, по жизни он вроде как кладоискатель, только давно уже ничего не ищет. Ходят слухи, нашёл лет пятнадцать назад в ночь на Ивана Купала нечто такое, что позволит ему беспробудно квасить всю оставшуюся жизнь. Лет эдак ещё сто, а мало — двести.
Иной раз смотрю на Битого, и думаю, блин, мне бы так. Поднять бы на раз миллионов тридцать всё равно каких денег и навсегда отойти от дел. И ничего опаснее просроченного кефира никогда больше не видеть. И ничего страшнее песен группы «Руки вверх» никогда больше не слышать. Жить, не тужить, охранять без напряга Вещь Без Названия и тихо умереть от скуки. Подумаю так, а потом соображаю, э-э нет, не бывать такому. Ибо золотой дракон я, а это значит: в заднице — пропеллер, в сердце — горячее стремление всегда и во всём утверждать справедливость. До последнего дня не успокоюсь. И нефиг себе врать. Аминь.
Лихо сбежав по убийственно-крутым ступенькам, я махнул Борису и, получив в ответ пламенный салют в виде уставных трезубых вил, двинул — по прямой, как проходной шар в лузу — к отполированной локтями и мордами барной стойке.
Едва завидев меня, местный подавальщик Кеша Крепыш, подсуетился, бросил протирать бокалы и, глупых вопросов не задавая, мигом соорудил две порции «Окровавленной Машки»: три части русской водки, одна — фирменная смесь помидорного сока, сливового соуса плюм и соуса чили. Первую порцию я закинул, не отходя от бара, вторую прихватил с собой и, кинув улыбчивому Крепышу «как всегда», пошёл на излюбленное место — за столик у стены, где висит картина в массивной золочёной раме. На этом полотне неумелой кисти хозяина заведения потешного вида бабуин швыряет в воздух стеклянные шары. Завсегдатаи шутят: «Автопортрет». Смех смехом, но некоторое сходство между стариной Непейвода и наряженной в шутовской костюм обезьяной действительно наблюдается. Что есть, то есть. Не отнимешь.
Не успел я толком расположиться, к столику с неподражаемой грацией двуполостного асфальтоукладчика подрулил уже выпивший, а потому любящий весь мир и всех его непутёвых обитателей, молотобоец.
Надо сказать, Молотобойцы в боевые отряды своих Постов набирают ребят не ниже метра девяносто, и чтобы кулак весил не меньше астраханского арбуза, и чтобы сажень в плечах была обязательно косой. Заместитель Белова не исключение, скорее образец. Когда опустил руку мне на плечо, показалось, что на плечо уронили рельс.
Потискав меня по-свойски, Боря, который в тот день по какому-то странному велению загадочной русской души был облачён в безупречно сидящий на нём военно-морском китель, взял мой бокал, осторожно, будто уксусную эссенцию, понюхал содержимое, одобрительно крякнул, поставил на стол и,
