иллюминатора – элегантный пассажир бизнес-класса явно заинтересовал ее…
Конечно же, как истинный трудоголик, он из Шереметьева поехал сразу в казино, да и Тамара предупредила его, что репетирует теперь каждый день – дорвалась до работы. Она даже не встретила его на входе, как было заведено, и Козыреву пришлось ограничиться дружескими объятиями с одним лишь Полом. Тот тоже был чем-то приятно возбужден, что было почти невероятно.
– Что это ты сияешь, как новый «дайм»? – на американский манер спросил Козырев. – Заловил кого- нибудь?
– Заметно? Нет. Наконец-то перестал быть невыездным. Вчера получил заключение.
– Поздравляю. Долгонько тебя рука КГБ душила. Теперь небось попросишь отпуск, чтоб на Канарах оттянуться по полной?
– Зачем тратить деньги, дорогой Пит? У меня есть более выгодное предложение. Пойдем к тебе, кое- что обсудить надо…
Они зашли в кабинет и, не сговариваясь, одновременно взглянули на бар.
– Согласен, – рассмеялся Петр Ильич. – Это дело стоит отметить. Кстати, как тут Панин без меня, ничего не замечал?
– Держится. Но с Макаром что-то часто общается. Для старшего пита – часто.
– А остальные?
– Да все путем. За время вашего отсутствия происшествий не случилось, – в шутку по-военному отрапортовал Машков. – Ну, будем! – Он залпом опрокинул виски в рот.
Петр Ильич с удовольствием последовал его примеру – Лондон прошел всухую.
– Новость такая, – начал Павел. – У Рифата через две недели день рождения. Дата круглая, сороковник. На двоих с братом – восемьдесят.
Козырев не выразил радости, наоборот, с тоской подумал, что нужно будет потратить минимум пару тысяч «зеленых» на помпезный подарок – чеченец был поклонником сувенирного монументализма, – а потом еще и сидеть за огромным столом, не понимая, что говорят на своем языке многочисленные гости.
– Ну и что?
– Он заходил тут без тебя и сказал, что хочет сделать брату живой подарок – привезти в Йоханнесбург наших артистов и устроить ему маленький концерт. Потери обещал возместить.
– Так он там собрался отмечать? Отлично! – не совсем понятно, чему обрадовался Петр. – Кого выбрал? Всех нельзя отпускать.
– Резиновую Зину, Егорыча и Цыгана. С Тамарой конечно же.
– Вот гад! Сильно настаивал?
– Категорически, а ты знаешь, что ему в башку взбредет…
– А, ладно, – махнул рукой Козырев. – И ты, значит, будешь руководителем делегации. Визы надо заказывать. С Сингхом нашим проблем не будет?
– Я, честно говоря, уже запустил механизм. Через Макарова оплату провел. Все на мази.
– Ну и ладненько. Пойду, кстати, навещу свою артистку – обидится еще, – сказал Петр, и они с Машковым направились к лифту. – Черт! Опять забыл Брейну сувенир прихватить. Пойду просто выражу почтение, – решил он вернуться.
– Не ходи зря – к матушке он поехал с моими ребятами, – остановил его Павел.
– А как он?
– Слушай, такой гордый стал после пуска своей системы! Без доклада не войдешь, – рассмеялся Машков. – Хотя, имеет право – за неделю он нам больше заработал, чем эта профура Лиза. Играет через свой компьютер с клиентами, как кукловод с марионетками.
– Ладно, что-нибудь придумаю, когда вернется, – решил Козырев, когда они уже ехали в лифте.
А Боря Рейн в это время летел по первому этажу лечебницы для душевнобольных к комнате для свиданий – он так соскучился по маме! Полиэтиленовая сумка, набитая всякими вкусностями, колошматила его по худощавым коленям, но он не замечал этого.
– Чего нам тут куковать целый час в тачке? Поехали в «Джинсовый мир» потолкаемся, – предложил один из привезших Борю охранников.
– А то! Заводи, – сквозь дрему отозвался второй, и машина выехала со двора…
– Борис Абрамович? – обратился вдруг к Боре какой-то мужчина в белом халате, заглянувший с площадки запасного выхода. – Я новый лечащий вашей матушки. Можно вас на минуточку, а то я с сигаретой.
Боря послушно прошел на площадку и тут же ощутил, как в темноте к его рту прижалась пахнущая чем-то сладким влажная тряпка, – и все вокруг исчезло, осталось только ощущение чужих грубых рук на теле, тряски автомобиля и снова грубых касаний…
Очнулся он в ярко освещенной комнате привязанным к стулу за щиколотки. Руки оставались свободными, и он первым делом вытащил из кармана платок, чтоб вытереть слюну, стекающую по подбородку.
– Вот и ладненько, – сказал «мамин лечащий». – Ведите себя хорошо, и с вашей мамой все будет в порядке. Вот камера, прямо в нее рассказывайте, как в вашем казино организована система облапошивания посетителей. Вот на этой доске можете мелом рисовать ваши любимые схемы, – протянул он небольшую грифельную доску с мелом. – Имена называть громко и отчетливо, понятно? И без глупостей, иначе ваша мама сегодня наконец-то в первый раз заснет. И в последний – наши возможности вы знаете. И чтоб вы забыли о нашей встрече! Ясно?!
– Вы из милиции? – робко спросил Боря, сжимая мел, и, не получив ответа, начал рисовать…
Через час он вышел к своим телохранителям и с хмурым видом сел в машину.
– Что, нехорошо маме? – участливо спросил водитель.
– Маме? – вздрогнул Боря. – Маме-то лучше, – загадочно ответил он.
…В девять вечера, когда жизнь в казино начинала закипать, Козыреву позвонил Купатадзе.
– Петя, дорогой, ты не мог бы зайти ко мне сейчас?
– Что-нибудь важное, Гиви? У меня дел полно.
– А когда я тебя не по делу тревожил? Заходи, посидим, поговорим, вино-кино, понимаешь…
– Ладно, но только на полчаса, – предупредил Петр Ильич.
Эти полчаса растянулись до полуночи.
– Вот, Ладо, познакомься. Это и есть наш сосед, Петр Ильич Козырев, – сказал Гиви, встречая Петра на пороге.
Тот, к кому он обращался, не привстал из мягкого кресла, не улыбнулся приветливо и не протянул руку. Лишь коротко глянул из-под кустистых бровей, и Петр вдруг почувствовал, что этим мгновенным взглядом оценили его одежду, тело, скрытое под ней, и его возможности в бою, слабость, спрятанную в глубине глаз за забралами дымчатых стекол, и… отправили их владельца на шконку рядом с парашей.
– Проходи, Петушок, поговорить надо, – процедил сквозь усы ленивый голос с едва заметным акцентом.
Козырев вздрогнул от внезапного унижения и ужаса, что он один на один, без поддержки Рифата или хотя бы Павла, встретился с самим Ладо, Ревазом Габуния, одним из последних «правильно» коронованных воров в законе, который (это не было тайной) контролировал работу всех игорных заведений города за исключением, быть может, одного лишь «Золотого яйца».
– Не будем тянуть резину, как у вас говорят, – с места в карьер начал Ладо, когда Козырев сел в кресло и начал нервно протирать очки белоснежным носовым платком – это не был прием, маскирующий растерянность, так как очки и вправду запотели от выступившей на его веках испарины. – Пора тебе работать на нас. За работу, – усмехнулся Ладо последовавшему парадоксу, – будешь платить двадцать процентов. Столько, сколько «сливал» Рифату.
– Отчислять сорок процентов вам и ему, – значит, закрыть дело, – решился заметить Козырев. – И что он сам на это скажет?
– Включи, – коротко велел Ладо, и Гиви нажал на кнопку пульта видеомагнитофона.
На экране возник Рифат, сидящий в том же кресле, что и Козырев.
