сейчас в его охрипшем от жажды и усталости голосе. Но дело было не в том, что он не поверил адату или не верил в страстное желание Деборы и добрые намерения Валерии, без которой, уж верно, здесь не обошлось, помочь ему выбраться из кольца. Дело было в другом. Он просто не знал пока, чем смогут они помочь. Впрочем, если здесь объявился зверь Деборы, на которого чары кольца, по-видимому, не действовали, то почему бы не предположить, что вместе с Деборой на помощь пришли и Виктория с Анной? Такая возможность не казалась лишенной оснований, но Карл не хотел пока питать сердце напрасной надеждой.
«Пусть будет, как будет, а там посмотрим», — решил он, но долго ждать не пришлось.
Внезапно Карл как будто почувствовал на себе чужой взгляд. Вернее, это было очень похоже на то, как если бы кто-то посмотрел на него со стороны. Взгляд этот по ощущению должен был быть долгим и внимательным, однако, на самом деле, там, где обязан был находиться человек, которому мог бы принадлежать
Не слезая с седла, Карл повернул голову в сторону взбирающегося в гору солнца и, прищурившись, обвел мертвую пустыню ищущим взглядом, стараясь не пропустить чего-то такого, чего здесь не должно было быть, какого-то знака, указания, чего-то, что могло быть связано с возникшим у него странным ощущением. И коли уж искал, то не странно, что искомое, в конце концов, нашлось. Карл увидел, как дрогнул и резко — скачком — приблизился восточный горизонт, из настоящего, «живого», стремительно превращаясь в «пейзаж на заднике полотна». Сразу за тем, воздух между двух высоких, выветрившихся серо-желтых скал, метрах в пятидесяти от Карла, потек наподобие струящейся воды, в считанные мгновения образовав высокое и широкое, искрящееся на солнце полотнище, как будто целиком вырезанное из падавшего где-то — неизвестно где — водяного каскада и колдовской силой перенесенное сюда, в смертельное пекло Западной пустыни.
Закололо в висках и ожидаемая кровавая волна прошла даже не перед глазами, а за ними, внутри наполнившегося глухим гулом черепа. Перед Карлом, рядом с ним, едва ли не на расстоянии вытянутой руки, вершилось колдовство невероятной силы. Кто-то — и Карл не разумом, а, скорее, своим художественным чувством уже угадывал кто бы это мог быть — рвал ткань пространства с такой же легкостью, с какой сильные мужские руки способны разорвать ветхую от старости суконную рубаху. Еще одно или два «растянутых» в бесконечность мгновения, и сквозь бесшумно «льющиеся» струи, неизвестно откуда возникающие в воздухе на высоте около пяти метров и неизвестно куда исчезающие, едва коснувшись дышащего жаром песка пустыни, навстречу Карлу выехал на своем мышастом [7] поджаром жеребце встревоженный и настороженный Август Лешак. В руке капитан держал обнаженный меч, и, судя по всему, готов был к любым неожиданностям, в том числе и таким, которые потребовали бы от него сразу же вступить в бой. Во всяком случае, именно такое выражение было написано на его узком суровом лице, когда капитан предстал перед глазами Карла. Однако, увидев своего командира — а Карл до сих пор оставался для Августа прежде всего командиром — тот мгновенно и с видимым облегчением сбросил с лица маску угрюмой решительности, довольно усмехнулся и, не мешкая, двинул коня вперед. А из-за волшебной завесы уже выезжали бок о бок Анна и Виктория, лица которых выражали крайнюю степень напряжения и сосредоточенности. Волшебницы были прекрасны и являли собой настолько живописную пару, что Карл на мгновение даже забыл о том, в каком, собственно, положении находятся он сам и его люди, поддавшись непреодолимому для истинного художника соблазну смотреть и видеть воплощенную в явь божественную красоту. Виктория, одетая в платье и плащ, окрашенные во все оттенки зеленого, ехала на вороном коне, а Анна, несущая на себе цвета пламени — от золотисто-желтого до оранжевого — на красно-серой кобыле. Однако долго любоваться изысканной красотой волшебниц Карлу не пришлось, потому, что сразу за ними сквозь текущий воздух созданного волхованием прохода шагнула соловая[8] кобыла Деборы, и теперь Карл, казалось, действительно забыл обо всем на свете. Он даже сам не представлял, чем для него стала эта женщина и насколько ему не хватало ее все прошедшие с их расставания во Флоре дни. Она была великолепна. Красота ее могла свести с ума, но дело было в другом. Едва Карл коснулся взглядом серых бездонных глаз Деборы, в его сердце вошел великий покой. И это не было расслабленное спокойствие тихого бездумного довольства, а то уверенное спокойствие, с которым Карл обычно принимал любые удары судьбы и ходил даже в самые безнадежные атаки.
Но…
«
«
«
Боги! Какие чудеса обещали эти губы, дрогнувшие в намеке на улыбку. Карлу потребовалось особое усилие, чтобы оторвать взгляд от Деборы и снова перевести его на волшебниц. Глаза Виктории были полузакрыты, но он не сомневался, будь они даже широко распахнуты, она бы его не увидела. Великолепная дама Садовница находилась теперь где-то за гранью реальности, там, где и вершилось, вероятно, ее великое колдовство. А вот Анна — при всей своей неподдельной серьезности — пребывала именно здесь и сейчас, лишь
— Тсс! — тихо сказала она, встретив взгляд Карла. — Показывайте дорогу, Карл. Виктория откроет путь.
При этом, слово «путь» она произнесла так, что сразу становилось ясно, речь шла не об обычных человеческих путях. А что именно имела в виду дама Анна, как не трудно было догадаться, им всем предстояло узнать в самом скором времени, так что торопиться было некуда, и повода задавать вопросы не было тоже. Другое дело, указывать направление. Вот это было ему понятно и без объяснений, и Карл, не мешкая, двинул своего коня вперед. Он больше не оглядывался, полностью доверившись так вовремя пришедшим ему на помощь колдуньям, лишь позвал за собой — властным взмахом руки — Марта и Георга, люди которого по любому всегда следовали за своим лейтенантом. А сам Карл, положившись на то, что каждый в его отряде делает то, что должен, полностью сосредоточился на замке Кершгерида, чувствуя, как нарастает в нем яростное желание разорвать путы морока и прорваться к этим, на самом деле, находящимся не менее чем в шести днях тяжелого пути руинам. Но и об этом он не думал, потому что даже невозможное становится возможным, когда вступают в игру силы, подвластные высшей магии, ни чем существенно не отличающейся, если подумать, от божественного промысла.
Колдовское варево, которое взялся варить кто-то из его врагов — Уж не блистательная ли Норна возвращала ему теперь должок? — продолжало крутить и корежить вещный человеческий мир, но кашевар у котла уже сменился. Примерно полгода назад, Карлу довелось стать свидетелем грозного колдовства огненной девы Анны, уничтожившей силой своего Дара галерный флот Сдома и убившей гнавшихся тогда за ними дружинников князя Семиона. Сейчас, и вновь на его собственных глазах, другая колдунья демонстрировала свою истинную силу, и Карлу, если бы время и обстоятельства позволили ему это сделать, оставалось только развести руками, признавая, сколь много дивного и доселе неведомого существует под луной и солнцем.
Гектор шел шагом, но уже через несколько мгновений Карл осознал, что столовая гора и руины замка на ней приближаются настолько быстро, что даже если бы он мчался теперь во весь опор, нещадно расходуя силы коня, то и тогда не смог бы столь стремительно приближаться к цели. Казалось, каждый шаг Гектора был равен, едва ли не четверти лиги. Однако дело было не только в этом. Чем ближе оказывался к нему замок Кершгерида — а Карл уже понял, что это не столько он сам движется к замку, сколько тот наплывает на него и его спутников — тем ниже становилась гора, на которой стояла цитадель, и ровнее дорога, по которой уверенным шагом
Вероятно, чудеса эти видел не один только Карл. За его спиной раздались, было, невнятные голоса, выражавшие испуг и удивление. Им вторили конское ржание и бряцание стали, но властный оклик Георга заставил людей замолчать, а с лошадьми справились уже сами всадники. Секунда, другая, и вот уже лишь постепенно слабеющие удары копыт о землю да тихое фырканье лошадей указывали на то, что отряд по- прежнему следует за Карлом. Сейчас они ехали по совершенно ровной дороге — прямой, как стрела, полосе песка, упиравшейся в пролом, судя по виду, давным-давно образовавшийся в высокой черной стене.