— Дон Хуан! — И последовала невероятная команда: — Будьте так добры, принесите стул для дона Кристобаля.
Жёлтое лицо Фонсеки пожелтело ещё больше, чуть выпученные глаза сверкнули злобой. Мало того, что этот иноземный авантюрист будет сидеть в присутствии их величеств, так его, потомственного кастильского дворянина, заставляют, как лакея, принести стул. Но дону Хуану не оставалось ничего иного, как проглотить своё негодование и исполнить приказ.
— Пожалуйста, садитесь, дон Кристобаль, — улыбнулась королева и сама опустилась на трон.
Тут дрогнул даже Колон.
— Слишком большая честь, ваше величество, — отклонил он предложение королевы.
Но её поддержал король Фердинанд.
— Слишком большая для всех, кроме великих, — такой тёплой улыбки на его лице Колон ещё не видал. — Садитесь, мой вице-король.
И Колон с душевным трепетом сел, ибо понял, что для владык Испании он уже не подданный, но равный им. Сел, и взгляд его прошёлся по стоящим полукругом грандам, прелатам, военачальникам, на мгновение задержался на маркизе Мойя, которая чуть подмигнула ему.
— Мы собрались здесь, дон Кристобаль, — улыбнулась королева, — чтобы услышать рассказ о вашем великом путешествии.
Колон не замедлил с ответом, заранее подготовив его.
— К радости вашего величества, милосердием Господа, в чьих руках я не более чем инструмент, исполнитель воли Его, о чём я всегда и заявлял, хотя мне и не верили, я кладу к подножию вашего трона империю, богатства которой невозможно измерить.
После этого, ещё раз подчеркнув свою роль в открытии Индий, он перешёл непосредственно к рассказу.
Всё, что довелось ему увидеть, не могло не поразить воображение даже искушённого человека. И Колон стремился не упустить мельчайших подробностей. Он повторил, как уже указывал в письме их величествам, что длиной побережья Куба сравнима с Англией и Шотландией, вместе взятыми, а Эспаньола площадью не уступает Испании, не говоря уже о меньших островах вроде Сан-Сальвадора, который они увидели первым из всех. Не забыл упомянуть о чудесном мягком климате островов, удивительном плодородии почвы, богатстве и разнообразии фруктов и прочей растительности, бескрайних лесах с могучими деревьями, хлопке, специях и, конечно, туземцах, по невинности своей не знающих одежды, послушных и работящих, жаждущих принять христианскую веру. А напоследок подчеркнул, сколь богаты тамошние земли золотом, жемчугом, драгоценными камнями. Золото, утверждал Колон, там можно добывать, как глину в Испании. Нужно строить рудники, а рабочей силы будет вдосталь, ибо новые подданные их величеств с радостью потрудятся во славу королевства. Жемчуг, продолжал он, на островах собирают корзинами, драгоценных камней тоже хватает. И при этом нужно не забывать, напомнил Колон присутствующим, что побывал он лишь на границах новой империи и дальнейшим открытиям помешала гибель «Санта-Марии», после чего он счёл за благо вернуться домой и доложить о достигнутом. И множество островов как он понял со слов лукаянцев, ещё ждут своего открытия и освоения, а за ними лежит целый материк.
О том, что Эспаньола, по его убеждению, и есть Сипанго Марко Поло, Колон предпочёл не упоминать. Какие-то сомнения у него всё же остались, и ему не хотелось делать однозначные выводы.
Рассказ неоднократно прерывался ахами и охами восторга. Новый Свет уже блистал перед слушателями всеми цветами радуги, когда Колон попросил у их величеств дозволения показать малые образцы того, что в избытке имелось за океаном.
И то, что вслед за полученным дозволением продемонстрировал Колон придворным, потрясло их сильнее слов, хотя, казалось, что рассказ уже поразил их до глубины души.
Шесть индейцев, трое мужчин и трое женщин, вошли в зал. Уважая чувства их величеств и придворных, пояснил Колон, он не мог показать туземцев в их девственной наготе, а посему попросил прикрыть тела одеялами. Но и так испанцы смотрели на них, вытаращив глаза.
Жёсткие чёрные волосы мужчин украшали красные и зелёные перья попугаев. Чёрные круги у глаз и полосы на щеках придавали им свирепый вид. Ещё больше удивления вызвали женщины, стройные, гибкие, с золотистой кожей.
Неторопливой, лёгкой кошачьей походкой мужчины приближались к трону, пока их не остановила поднятая рука Колона. Тогда они опустились на колени, а затем распростёрлись перед их величествами, касаясь лбами пола. Женщины склонились в глубоком поклоне.
Потом шестёрку индейцев отвели в сторону, и в зал вошёл седьмой, в одной лишь набедренной повязке, с разрисованным лицом и телом, с пёрышками в чёрной гриве волос. В правой руке он держал золотую пластину, свёрнутую в хомут. На ней сидел большой зелёный попугай.
Индеец подошёл к возвышению, опустился на колено, почесал головку попугая, что-то прошептал. Птица взмахнула крыльями, а затем громко и отчётливо произнесла:
— Вива эль рей дон Фердинандо и ла рейна донья Исабель!
Услышав, как птица говорит человеческим голосом, королева даже отпрянула в испуге, а придворные начали изумлённо перешёптываться.
Белые зубы индейца блеснули в улыбке, он встал.
— Вива эль Адьмиранте! — прокричал попугай. — Вива дон Кристобаль!
— Да здравствует! — отозвался король. — Увидеть такое чудо мы не ожидали, дон Кристобаль.
— Это только начало, ваше величество, — заверил его Колон. — Я привёз вам многое, многое другое.
Знаком он предложил лукаянцу присоединиться к первой шестёрке, а в зал вошли моряки с коробами в руках. Из них он доставал золотой песок, самородки, грубые золотые украшения, камни с прожилками золота и передавал их величествам.
— Это лишь образцы. Малая толика того, что там есть. Будь у меня в трюме достаточно места, я бы завалил золотом весь этот зал.
— Клянусь Богом, мы позаботимся о том, чтобы в следующий раз места вам хватило. — Король Фердинанд заворожённо смотрел на тускло блестящие самородки.
Голос королевы дрожал от волнения.
— Какое же могущество, дабы было оно употреблено на добрые дела, передали вы в наши руки, дон Кристобаль.
— И потому, ваше величество, почитаю себя счастливейшим из смертных.
«Это уж точно» — подумали придворные, в большинстве своём не испытывая особой радости. Ибо в душе многие ревновали этого иноземного выскочку, завладевшего вниманием их величеств и получающего от них почести, которые им, несмотря на самое высокое положение, и не снились. И не у одного гранда лицо потемнело от злобы, пока Колон демонстрировал всё новые и новые чудеса: маски, статуэтки, вырезанные из твёрдого, как железо, дерева, вату, гамаки, стрелы и луки, птиц с ярким оперением — так уличный торговец, нашли они подходящее сравнение, раскладывает свой товар, чтобы выманить лишний грош у глупой домохозяйки. Их величества же только нахваливали Колона да всячески выказывали ему своё благоволение.
А когда похвалы Колону иссякли, они возблагодарили Господа Бога. Опустились на колени прямо на возвышении, и все придворные тут же последовали их примеру. Со слезами на глазах королева произнесла короткую молитву.
— Смиренно благодарим мы тебя, о Господи, за щедрый дар и молим Тебя научить нас воспользоваться им, чтобы ещё более прославить имя Твоё.
Вдохновлённый словами королевы, видя, какие чувства переполняют её сердце, Талавера запел «Те Deum laudamus»[14]. Мгновенно все придворные подхватили благодарственный гимн, и звуки его заполнили огромный зал, эхом отражаясь от сводчатого потолка.
Глава XXXVII. ЗЕНИТ
