сбегать к «козленку» за банкой тунца с галетами. И все равно я покончил с едой первым.
Еле дождался, пока она доела.
– Может быть, вина? – улыбнулась Диана, подняв опустевший стакан.
– Может быть. Но не сейчас. – Я поднялся и пересел на стул в середине стола. – Сейчас это. – Я коснулся пальцем лба.
– Не слишком близко? Это не то, к чему вы привыкли…
– Не слишком. Начинайте.
Она покачала головой, что-то в моих словах ей не понравилось… и тут же налетел ледяной шторм – вовсе не лавандовый. Что-то чужое, непривычное было здесь – с запахом холодной грязи и прелой листвы в лесу у мертвого поселка…
Финты были непривычные, я всего раз отражал их, но тогда та чертова сука была дальше от меня, куда дальше…
Пару раз я хотел оттолкнуться от стола, вместе со стулом отодвинуться от нее – хотя бы на шаг, хотя бы чуть.
Но я этого не сделал. Удержался.
А потом, в агонии ледяных ударов, когда запутался и затрещал по швам, вдруг почувствовал, как сквозь ледяную сырость прелых листьев проступает лавандовый привкус.
Финты сваливались в знакомую колею. Уже больше похожи не на наскоки Ники, а на привычные приемы самой Дианы. Она выдыхалась.
Я держался, пока она сама не сдалась.
Когда открыл глаза, часы показывали – на это ушло семнадцать минут.
Я вдруг почувствовал, что весь взмок. Посмотрел на Диану. Ей это тоже далось непросто – щеки и лоб залил жаркий румянец.
Я взглянул ей в глаза и улыбнулся. Она попыталась отразить мою улыбку своей, но затем опустила глаза и рассмеялась, сдаваясь.
Минуту мы молчали, приходя в себя.
– Странно… – наконец сказала она.
– Что?
– Конечно, я не совсем умело подражала ей, тут прежде всего мне самой нужно потренироваться, чтобы как следует пользоваться чужими приемами, но все же, все же… – Она покачала головой. – Мне казалось, есть предел в умении сопротивляться. Предел, выше которого не подняться тем, кто сам не владеет даром…
– На паучиху я непохож.
– Нет-нет, я не об этом. Но… – Она подняла на меня глаза. – Влад, а со скольких лет вы начали… мм… – она покрутила в воздухе пальцами, выуживая что-то невидимое, – общаться с такими, как мы? Когда был первый раз?
– Самый первый?.. – прищурился я.
Это-то она знает. Она выдавливала из меня память об этом, чтобы тут же окунуть меня в это с головой, как топят котят в ванне.
– Прошу прощения. Я не хотела тревожить… этого. – Диана провела пальцем по краю стакана. – Нет, первый раз, когда вы пошли на это по своему желанию, были готовы и пытались сопротивляться, сколько лет вам было?
– Зачем вам?
Диана улыбнулась. Мне показалось, чуточку раздраженно или даже зло.
– Вы что, боитесь меня, Влад?
– Двенадцать и было… – пробормотал я. – Почти сразу после того… – Я пожал плечами. Не хотелось мне вспоминать обо всем, что было слишком близко к самому первому разу. – Оно мне снилось. Старик сказал, клин клином вышибают.
– Старик?
– Так зачем вам? Какая разница, сколько лет мне было?
– Из вас мог бы получиться отменный партнер для… – Диана вновь пошевелила пальцами в воздухе, – мм… фехтования. – Она помолчала. – Вы знаете, Влад, я всегда относилась к этому дару как к чему-то достаточному само по себе. И довольно грубому, как драка, сумбурная толкотня, где царапаются и рвут волосы, последний довод глупцов… И вдруг оказывается, что это может быть тонким искусством. Не грязное убийство, но поединок… Пожалуй, в этом даже есть своя красота… Мне даже жаль, что я не замечала этого раньше. Не пыталась развивать в себе это искусство… Раньше мне казалось: что дано, то и дано. Но теперь я вдруг чувствую себя пристыженной неумехой. – Диана улыбнулась, и в ее лице было что-то новое, не виденное мной раньше. Так проступало ее смущение? Настоящее смущение? – Возможно, с таким, как вы, способным сопротивляться не только грубому давлению, но и уколам хитрым, в обход… Возможно, я и сама могла бы многому научиться? Пытаясь обыграть вас, обретала бы тонкость вместе с вами… – Она уже смотрела не на меня, а куда-то сквозь. Коснулась пальцем ямочки на подбородке. – Возможно, Ника так сильна именно потому, что постоянно использует свой дар, а не ограничивается необходимым? И не столько сильна она, сколько искусна? – Она посмотрела на меня.
– Не понимаю. Как можно спарринговать с прирученным слугой? Он же как марионетка, не может оказать хозяйке ни малейшего сопротивления… Все равно что играть в салочки с белкой, после того как ее переехал грузовик.
– А кто говорит про раздавленного?
– Но… – Я потер висок. Или я её неправильно понял, или… – Но если он не раздавленный…
– И более того: бывший охотник… – подсказала Диана с улыбкой.
– Но…
– Вас что-то смущает, Влад?
– Разве бывают такие, кто идет в слуги добровольно…
– Еще как бывают. Нам есть что предложить взамен. Вечная молодость, например.
– За жизни мальчишек.
– Многих это не останавливает.
– Но не бывших же охотников!
– Почему же?
– Если бы их соблазнила вечная жизнь… такая вечная жизнь…
– И вечная молодость…
– …они бы, наверно, не стали охотниками. Сразу бы набивались в слуги.
– Нам есть что предложить и помимо вечной жизни…
– Например?
Диана пожала плечами, чуть погрустнев.
– Вы разве не помните Карину?
– И что?.. – начал я и тут сообразил.
И где-то на краю сознания, дробным эхом, простучали слова Виктора: «Щенок, щенок, щенок…»
– Тот усатый… – пробормотал я.
– Да, – сказала Диана. – Петр. Он очень долго не хотел принимать этого. Но… – Диана грустно улыбнулась. – Есть вещи, пред которыми любые слова, идеи и отвлеченные идеалы всего лишь прах…
Она замолчала, глядя на меня. Будто ждала ответа.
Я тоже молчал.
Ее слова подталкивали к той дверце памяти, которую я не хотел открывать. Хотел оставить намеки и слова там, внутри, и постепенно забыть о них, будто их и не было…
Диана вздохнула, опустила глаза.
– Необязательно ради своей вечной жизни… – задумчиво проговорила Диана, может быть, больше для себя самой. – Мужчины в чем-то благороднее женщин… Расплачиваться чужой жизнью за свою многие не хотят. Но за жизнь другого… А в особенности – другой… Страх перед своей смертью мужчины способны преодолеть, но не в силах вынести ужаса чужой старости. Не могут перенести мысль, что тот волшебный цветок, что околдовал их любовью, – само совершенство, легкость и квинтэссенция жизни – растрескается
