производство сахара из сахарного тростника на Кубе и на Гавайских островах. И они понесли серьезные убытки после кубинской революции 1895 года.
Два года спустя Роджерсы, жившие в Англии, предприняли путешествие, чтобы провести Рождество в Сан-Франциско со своей дочерью и зятем, возглавлявшим компанию, занимавшуюся очисткой сахара.
В Тусоне они сошли с поезда компании «Сазерн Пасифик» и на дилижансе добрались до Бисби, где решили провести несколько дней с Юингами.
Часы только что пробили полдень, и Мара с кузиной Самантой расположились в будуаре – они расположились на медвежьей шкуре у пылающего камина. День был холодный и ветреный – за окном пронзительно свистел северный ветер, поскрипывали стропила и карнизы.
Мара подтянула колени к груди и обхватила ноги руками.
– Люблю такие дни… Сейчас здесь так… так уютно. Сейчас мне по-настоящему хорошо.
Саманта улыбнулась и сразу стала похожа на кошку. Особенно выразительными казались ее раскосые зеленые глаза, более светлые, чем у Мары.
– Было бы гораздо уютнее, если бы к нам прижимались симпатичные мальчики.
– О, Сэмми! – засмеялась Мара. – Неужели ты только о мальчиках и думаешь?
Саманта, растянувшаяся на медвежьей шкуре, протянула руку и погладила кузину по бедру.
Мара вздрогнула и отстранила ее руку.
– Что ты делаешь?
Саманта хмыкнула:
– Представь, что это тебя погладил твой одноклассник, красавчик Джонни Старр. Да ты бы лишилась чувств!
Мара вспыхнула. Щеки ее пылали.
– Я бы дала ему пощечину – вот и все.
– Возможно. Но думала бы ты совсем другое: сделай это, пожалуйста, снова…
– О, Саманта, перестань дурачиться!
– А мне нравится дурачиться. Но почему ты так покраснела?
– Потому что ты говоришь недопустимые вещи – гадости! Послушала бы тебя твоя мать!
– Ха! – фыркнула Саманта. – Моя дорогая мамочка плевать на меня хотела. Поэтому при всяком удобном случае она отправляет меня куда угодно – в школу или к родственникам. «Саманта, дорогая, почему бы тебе не навестить дядю Гордона, тетю Мару и твоих дедушку с бабушкой? Почему бы не провести с ними Рождество? Вы с кузиной Марой так хорошо ладите, а в Нью-Йорке сейчас тебе совершенно нечего делать», – проговорила Саманта, удивительно точно имитируя интонации и мимику своей матери Джейн Минтон Тэйт.
– Но ведь мы действительно отлично ладим, Сэмми, – сказала Мара. – И ты знаешь, я очень рада, что ты проводишь с нами каникулы. Это чистейшая правда. Мы все очень рады, поверь мне.
Саманта подняла голову – в глазах ее блестели слезы.
– Спасибо, кузина. Ты для меня самый близкий человек. Я очень тебя люблю, больше всех.
Кузины молча обнялись и поцеловались.
Мара отчаянно сочувствовала Саманте. Ее мать провела в Южной Америке три года со своим мужем Джилбертом Тэйтом, потом вместе с детьми вернулась к своим родителям в Нью-Йорк – якобы провести летний отпуск. Но к мужу она больше не вернулась; супруги прожили порознь десять лет и, похоже, собирались разводиться.
– Эти люди, ваши гости из Европы, какие они? – неожиданно спросила Саманта.
– Не знаю. Они решили навестить свою дочь – она живет в Сан-Франциско и недавно родила ребенка. У них есть еще сын, Сэмюэл-младший.
Саманта насторожилась:
– Он тоже Сэмми? Как мило… Сколько ему лет?
– Двадцать. Слишком стар для тебя, моя девочка.
– Почему же? Я думаю, мужчина должен быть старше женщины. И должен иметь опыт, чтобы постепенно приучить ее к радостям любви.
Мара с улыбкой ударила кузину по плечу.
– Опять ты за свое! Ты-то что знаешь об этих вещах?
Саманта приподнялась и села, скрестив ноги по-индейски. Теперь в ее улыбке появилось что-то лукавое, лисье.
– Ты бы удивилась, моя дорогая. Ты бы поверила мне, если бы я сказала, что в прошлом семестре действительно занималась этим с одним мальчиком из подготовительной школы?
Мара была шокирована.
– Ни за что бы не поверила, – заявила она.
– Ну и не верь, но так и было. Давай я расскажу тебе об этом во всех деталях, тогда ты мне поверишь.
