Когда я подскочил к нему, он держал обеими руками отличного петушка.
Мы внимательно рассмотрели фазана, осветив фонариками.
— Наклюкался до чертиков, — сказал Клод. — Еще жив, я чувствую, как бьется его сердце, но наклюкался до самых чертиков.
Шмяк!
— Еще один!
Шмяк! Шмяк!
— Еще два!
Шмяк! Шмяк! Шмяк! Шмяк!
— Господи помилуй!
Шмяк! Шмяк! Шмяк! Шмяк! Шмяк!
Фазаны вокруг дождем падали с деревьев. Мы принялись как сумасшедшие бегать туда-сюда в темноте, освещая землю фонариками.
Шмяк! Шмяк! Шмяк! Эти трое мне чуть на голову не свалились. Я как раз находился под деревом, когда они падали, и нашел их сразу же — двух петушков и тетерку. Они были вялые и теплые, перья на ощупь казались удивительно приятными.
— Куда мне их складывать? — крикнул я, держа фазанов за лапы.
— Клади сюда, Гордон! Сваливай сюда, здесь светлее!
Клод стоял на краю поляны, освещаемой лунным светом. В каждой руке он держал по паре фазанов. Лицо его светилось, глаза сверкали от удовольствия, и он оглядывался вокруг, как ребенок, который только что обнаружил, что весь мир сделан из шоколада.
Шмяк! Шмяк! Шмяк!
— Мне это не нравится, — сказал я. — Их слишком много.
— Да это же прекрасно! — крикнул Клод и, бросив птиц, которых принес, побежал искать еще.
Шмяк! Шмяк! Шмяк! Шмяк! Шмяк!
Теперь их нетрудно было находить. Под каждым деревом лежала птица, а то и две. Я поднял еще шесть штук и, захватив в каждую руку по три, побежал и бросил их к остальным. Потом еще шесть. И еще столько же.
А они все продолжали падать.
Клод, охваченный восторгом, точно безумный призрак метался между деревьями. Я видел, как лучик его фонарика скользит в темноте, и каждый раз, наткнувшись на птицу, он победоносно вскрикивал.
Шмяк! Шмяк! Шмяк!
— Услышал бы это старина Хейзел, — крикнул он.
— Не кричи, — сказал я. — Меня это пугает.
— Что такое?
— Не кричи. Здесь могут быть сторожа.
— К черту сторожей! — вскричал Клод. — Они все ушли спать!
Фазаны падали еще минуты три-четыре. Потом вдруг все прекратилось.
— Продолжай искать! — крикнул Клод. — Их еще много на земле!
— Тебе не кажется, что лучше уйти, пока не поздно?
— Нет.
Мы продолжали искать, осмотрели пространство в сотню ярдов на север, юг, восток и запад и в конце концов, надеюсь, собрали почти всех фазанов. Целую кучу.
— Это чудо, — говорил Клод. — Просто чудо, черт побери.
Он смотрел на фазанов в состоянии, близком к экстазу.
— Давай лучше возьмем дюжину и смоемся, — сказал я.
— Я бы хотел их сосчитать, Гордон.
— На это у нас нет времени.
— Я должен их сосчитать.
— Нет, — сказал я. — Пошли.
— Один… Два… Три… Четыре…
Он тщательно их пересчитывал, поднимая каждую птицу и бережно откладывая ее в сторону. Луна висела у нас прямо над головой, и вся поляна была ярко освещена.
— Не буду я здесь больше прохлаждаться, — сказал я, спрятался в тени и ждал, когда он закончит подсчет.
— Сто семнадцать… сто восемнадцать… сто девятнадцать… сто двадцать! — вскричал Клод. — Сто двадцать птиц! Это же рекорд всех времен!
Я ни минуты в этом не сомневался.
— Самое большое, что удавалось моему папе собрать за одну ночь, это пятнадцать штук, и потом он неделю после этого пил!
— Ты чемпион мира, — сказал я. — Теперь ты готов?
— Минутку, — ответил Клод и, приподняв свитер, принялся разматывать хлопчатобумажные мешки, обернутые вокруг живота.
— Это твой, — сказал он, протягивая один из них. — Ну-ка, наполни его не мешкая.
Луна светила так ярко, что я смог прочитать написанное на мешке мелкими буквами: «Дж. У. Крамп. Мукомольня Кестона, Лондон, Ю.-З., 17».
— Тебе не кажется, что тот мерзавец с коричневыми зубами сейчас наблюдает за нами из-за деревьев?
— Этого никак не может быть, — сказал Клод. — Он на заправочной станции, как я тебе уже говорил, и ждет, когда мы вернемся домой.
Мы загрузили фазанов в мешки. Птицы были мягкие, шеи у них болтались, а кожа под перьями была еще теплая.
— В конце тропинки нас будет ждать такси, — сказал Клод.
— Что?
— Я всегда возвращаюсь в такси, Гордон, разве ты не знал?
Я ответил, что не знал.
— Такси вызывается анонимно, — сказал Клод. — Никто, кроме шофера, не знает, кто поедет. Этому меня научил мой папа.
— А кто шофер?
— Чарли Кинч. Он всегда рад услужить.
Мы заполнили мешки фазанами, и я попытался взвалить распухший мешок на спину. В моем мешке было около шестидесяти птиц, и он, должно быть, весил центнера полтора, не меньше.
— Мне это не снести, — сказал я. — Придется несколько штук тут оставить.
— Волочи его, — сказал Клод. — Тащи за собой, и все.
Мы двинулись во мраке по лесу, таща за собой фазанов.
— Так нам до деревни не добраться, — сказал я.
— Чарли меня еще ни разу не подвел, — ответил Клод.
Мы вышли из леса и выглянули через изгородь на тропинку.
— Чарли, — тихо окликнул Клод, и старик, сидевший за рулем не дальше чем в пяти ярдах от нас, выставил свою голову на лунный свет и плутовато улыбнулся нам беззубым ртом. Мы пролезли сквозь изгородь, волоча за собой мешки по земле.
— Привет! — сказал Чарли. — Что там у вас?
— Капуста, — ответил ему Клод. — Открывай двери.
Две минуты спустя мы благополучно сидели в такси и медленно съезжали по холму в сторону деревни.
Теперь все было позади и можно было вволю покричать. Клод был в восторге, его распирали гордость и возбуждение, и он то и дело хлопал Чарли Кинча по плечу и говорил:
— Каково, Чарли? Как тебе улов, а?
И Чарли то и дело оглядывался и, вытаращив глаза, смотрел на огромные распухшие мешки,
