немыслимое, такого Аля даже по телевидению не видела. Девочки из 7 «А» смотрели, открыв рот.
А Тамара, казалось, никого не замечала. Она то простирала руки вверх, готовая взлететь, то кружилась, как в водовороте, то на мгновение затихала, чтоб снова с головой ринуться в оглушающий ритм.
— Талант! — прошептала Аля.
Кассета в магнитофоне кончилась, и музыка оборвалась. Стало тихо-тихо.
— Ух! — встряхнула головой Тамара, приходя в себя. Она бухнулась на стул все еще лохматая и раскрасневшаяся. Восхищенные девочки не сводили с Тамары глаз.
— А что Соломина такая озабоченная? — спросила вожатая, причесывая волосы.
— С Кочкиным надо решать.
— А, с Кочкиным…
Тамара сразу как-то скисла. Вот если б в жизни только петь и танцевать! А тут Кочкин. До чего надоела ей эта пионерская работа! Хорошо, что есть надежда впереди: обещали взять в ансамбль песни и пляски, все туры прошла. Вот-вот ее судьба решится.
— Докладывай, Соломина!
Соломина доложила. Старшая вожатая вздохнула. Действительно, вопрос архисложный, думать надо. Но думать не хотелось. Может, не сегодня завтра она артисткой станет.
— Нечего нам мудрить, — сказала вожатая. — Действительно, надо принять Кочкина в пионеры. К чему нам «белая ворона»? Нам вправе каждый задать вопрос: «Как получилось, что нормальный ребенок у вас не пионер?» Кочкин ведь нормальный?
— Нормальный… — неуверенно сказала Аля.
— Тогда какие еще вопросы? У Али вопросов не было.
Му-у-у!
На следующий день командир отряда Аля Соломина торжественно сообщила Кочкину:
— На очередном сборе мы тебя будем принимать в пионеры. Оказываем доверие!
— Не… — сказал Вася.
— Не? — удивилась Аля.
— Не… Дайте мне сначала испытание, а потом принимайте, если выдержу.
— Какое испытание?
— Не знаю. Вот к моей прабабушке бандит с ножом приставал: «Снимай галстук!» Она не сняла. Это вот испытание!
— Мы же не бандиты, чтоб к тебе с ножом приставать!
— Подумаешь, не бандиты… Приставайте.
Аля даже задохнулась, так ее вывел из себя Кочкин.
— Мы тебе доверяем, а ты?
— Испытывайте, — понуро твердил свое Кочкин. — Без испытания не доверяйте.
Аля экстренно собрала совет отряда.
— Кочкин просит испытание!
— Какое еще испытание? — голосом уставшего человека спросил Дима Беляков. — Примем его в пионеры, и точка. Я готовлюсь к шахматному турниру, а вы мне покоя не даете: все Кочкин, Кочкин! Вот проиграю, так будете знать! У меня одна голова, а не две. — Дима погладил свою ценную голову.
— Давайте и Белякову дадим испытание, — весело предложила Татка. — Пробежать стометровку!
Все засмеялись, даже Аля и сам Дима улыбнулись.
Беляков был увальнем и еще ни разу не пробегал ни одну дистанцию: он их проходил. Над ним на физкультуре смеялись, и он не обижался, считая голову важнее ног. Он был довольно добродушным человеком, только уж очень ценил свой непревзойденный математический талант и такое на себя напускал!
Но речь не о Белякове. Совет отряда решал судьбу Кочкина.
Татка была за то, чтобы дать Кочкину испытание, раз он просит. Это же интересно! Члены совета отряда Оля Рыжова и Андрюша Никитин поддержали Татку: пусть испытывается, жалко, что ли?
Оля и Андрюша никогда ничего сами не предлагали, но всегда кого-нибудь поддерживали. И в зависимости от того, кого они поддержали, получалось большинство. Без Оли и Андрюши невозможно было решить ни один вопрос.
Вот и в этот раз Оля и Андрюша положили конец спорам.
Кочкина ждало испытание! Но какое? Опять загвоздка. Опыта по испытаниям не было.
— Сами, сами думайте! — сказала вожатая Тамара.
Ребята думали изо всех сил. Вася ждал решения.
Предлагали разное. Кому что в голову взбредет. Переплыть Каму осенью, сходить ночью на кладбище, съесть двадцать мороженых.
Отклоняли предложение за предложением. Кричали все разом. Учителя не понимали, в чем дело: образцовый 5 «Б» как с ума сошел.
Но наконец решение было принято. Встал Костя Гвоздиков и заявил:
— Пусть Кочкин три дня молчит!
— Подумаешь, испытание! — возразили поначалу.
— А попробуйте сами! — сказал Костя. — Знаете, какую надо волю иметь! Я однажды пробовал, на полдня хватило. А три дня — вжисть не промолчать!
— Промолчу! — заверил Кочкин.
— Не промолчишь! — закричали все.
— Не сойти мне с этого места, если произнесу хоть слово! С этой минуты молчу, как камень! — Кочкин сел.
— Ты, Кочкин, серьезно? — спросила Аля.
Вася в ответ промычал. Все засмеялись и тоже стали мычать.
Му-у-у! Му-у-у!
Можно было подумать, что в классе сидят одни коровы. Даже не слышали, как звонок прозвенел, и в класс вошла учительница истории Лидия Петровна.
Она тридцать лет проработала в школе, и ее трудно было чем-либо удивить. Что только не происходило за эти долгие — и в то же время такие быстрые! — годы. Может быть, кто-то, кому сейчас за сорок (и он занимает важный пост), тоже на ее уроках мычал.
Поэтому Лидия Петровна спокойно села за стол, открыла журнал и единственное, что спросила, приподняв очки:
— Соломина, и ты мычишь?
— Не мычу, — прошептала Аля. — Это случайно.
