Не плачь, моя леди

Мать стала кричать на Мэтта, потом Лейла стала кричать на мать, и в конце концов мама и Мэтт ушли в спальню продолжать борьбу: там наступила долгая тишина. Вышли они уже одетыми, объяснили, что произошло недоразумение, и раз уж девочки дома, то ненадолго уйдут.

– Открой банку супа и приготовь гамбургеры, ладно? – попросила Лейла после их ухода. – А мне надо подумать.

Элизабет послушно отправилась на кухню. Они молча поели. Элизабет была рада до смерти, что ни мамы, ни Мэтта нет дома. То дерутся, то целуются: и то и другое – противно.

– Нет! Она никогда не изменится! – наконец воскликнула Лейла.

– Кто?

– Мама. Она пьяница, и у нее вечно будут мужики. Не один, так другой. Пока все не перемрут. Нет, не могу я тебя бросить с этим Мэттом.

Как? Лейла уезжает? Не может быть!..

– Так что давай складывай вещички, – велела Лейла. – Этот подонок снова станет тебя лапать. Тебе тут опасно. Уезжаем, сестричка, в Нью-Йорк на последнем автобусе. – И взъерошила волосы Элизабет. – Одному богу известно, как я смогу тебя там обеспечить, Ласточка, но обещаю, что изо всех сил буду заботиться о тебе.

Потом Элизабет не раз вспоминала эту минуту. Глаза Лейлы снова стали изумрудно- зелеными. Гнев прошел, зато появилось стальное выражение: гибкая стройная фигура Лейлы, ее кошачья грация, яркие рыжие волосы, пламенеющие в солнечных лучах, сочный глубокий голос, уговаривающий: «Не бойся, Ласточка, давно пора отряхнуть пыль старого кентуккского дома с наших ног!»

И, вызывающе захохотав, Лейла пропела:

– Не плачь, моя леди!

1

Самолет сделал последний круг над аэропортом Кеннеди. Элизабет прижалась лбом к стеклу, впитывая яркость солнца, сверкающий океан, далекие силуэты небоскребов Манхэттена. Момент, который она когда-то так любила: конец путешествия, чувство возвращения домой. Но сегодня ей страстно хотелось остаться в самолете, лететь и лететь.

– Чудесный вид, правда? – Когда Элизабет садилась в самолет, симпатичная женщина в соседнем кресле, улыбнувшись, раскрыла книгу. Что вполне устраивало Элизабет: меньше всего ей хотелось болтать семь часов с чужим человеком. Но теперь, ладно, ничего. Через несколько минут они сядут. И она согласилась: да, вид изумительный.

– Мое третье путешествие в Италию, – продолжала соседка. – Но чтобы я еще полетела туда в августе – ни за что. Туристов-то, со всего мира. И жарища! А вы откуда?

Нырнув, самолет пошел на снижение. Элизабет решила, легче ответить честно, чтобы не показаться невежливой.

– Я актриса. Была в Венеции на съемках.

– О, как интересно! Вы мне сразу напомнили Кэнди Берген. Такая же высокая. И такие же прелестные белокурые волосы и сине-серые глаза. Я знаю ваше имя?

– Ну что вы! Вовсе нет!

Слабый толчок, самолет стукнулся о посадочную полосу и поехал. Избегая дальнейших расспросов, Элизабет озабоченно долго вытаскивала дорожную сумку из-под сиденья, стала копаться в ней. Будь на ее месте Лейла, подумала она, вопросов об имени не возникло бы. Лейлу Ла Салле все узнавали с первого взгляда. Но Лейла обязательно летела бы первым классом, как всегда.

Полетела бы. Прошло больше года, пора бы уже принять ее гибель как реальность.

В газетном киоске, сразу за таможней, полно дневного выпуска «Глобал». Невольно Элизабет заметила заголовок «ПРОЦЕСС НАЧИНАЕТСЯ ШЕСТОГО СЕНТЯБРЯ». И дальше, помельче «Явно рассерженный судья Майкл Харрис решительно отказал в дальнейших отсрочках процесса над мультимиллионером Тедом Винтерсом, обвиняемым в убийстве!» А ниже крупным планом, во всю страницу, лицо Теда. В глазах горечь, ошеломление, рот сурово сжат. Снимок сделан после предъявления ему обвинения в убийстве его невесты Лейлы Ла Салле.

Пока такси мчалось по городу, Элизабет уткнулась в газету – снова детали гибли Лейлы и свидетельства против Теда. Следующие три страницы заполнены фотографиями Лейлы: Лейла на премьере с первым мужем, на сафари со вторым, Лейла на церемонии вручения ей «Оскара» – все из газетных архивов. На одном снимке взгляд Элизабет задержался – в улыбке Лейлы сквозила мягкость, намек на ранимость. Контрастом высоко вздернутому подбородку, насмешливо-дерзкому выражению глаз. Половина девушек Америки подражали ей: отбрасывали назад волосы, как Лейла, посылали улыбку через плечо…

– Приехали, мисс.

Вздрогнув, Элизабет подняла глаза. Такси затормозило перед «Гамильтон Арме» на Пятьдесят седьмой авеню. Газета соскользнула с колен.

– Простите. – Элизабет заставила себя говорить спокойно. – Я дала неправильный адрес. Мне надо на угол Одиннадцатой и Пятой.

– Но я уже выключил счетчик!

– Включите снова. Я заплачу. – Руки ее дрожали, когда она рылась в бумажнике. Она чувствовала – приближается швейцар – и не поднимала глаз. Она не хотела, чтобы ее узнали. Адрес Лейлы она назвала машинально. В этом доме Тед убил Лейлу. Столкнул с балкона в припадке пьяной ярости.

Элизабет стал бить озноб: снова всплыла картина, которую ей никак не удавалось стереть из памяти: красивое тело Лейлы в белой шелковой пижаме, длинные рыжие волосы струятся по спине, летит с сорокового этажа на бетонную площадку двора.

И вопросы, вопросы… Была ли она в сознании? Понимала ли, что происходит?

Какими жуткими, наверное, были для нее последние секунды перед смертью…

Останься я с ней, думала Элизабет, такого бы не случилось…

2

После двухмесячного отсутствия квартира показалась тесной и душной. Но как только Элизабет распахнула окна, подул ветерок, неся специфические, такие приятные нью-йоркские запахи: пряный аромат индийского ресторанчика за углом, немного цветочного с балкона через улицу, едкий бензиновый от автобусов с Пятой авеню, намек на морской с Гудзона. Несколько минут Элизабет глубоко дышала, чувствуя, как проходит напряжение. Наконец она ощутила, как хорошо быть дома.

Съемки в Италии тоже были бегством, отсрочкой. Но в подсознании все время сидело: ей предстоит выступать на суде, свидетелем обвинения против Теда.

Элизабет распаковала чемодан, поставила в раковину цветы. Ясно, жена управляющего не выполнила обещания регулярно поливать их. Ощипав увядшие листья, Элизабет принялась за почту, сложенную на обеденном столе. Наскоро просматривала конверты, отбрасывая рекламные буклеты и купоны, откладывала личные письма. Нетерпеливо улыбнулась красивому почерку на одном конверте и обратному адресу в верхнем углу: Мисс Дора Сэмюэлс, Сайприс-Пойнт Спа, Пеббл-Бич, Калифорния. Сэмми… Но прежде чем браться за ее письмо, Элизабет нехотя распечатала официальный конверт с обратным адресом: «ОКРУЖНАЯ ПРОКУРАТУРА».

Совсем короткое письмо. Напоминание, что двадцать девятого августа, как только вернется, ей необходимо позвонить помощнику окружного прокурора Уильяму Мэрфи, договориться о дне встречи для