разорвались внутри Джексона, заставив почувствовать себя ничтожным, никчемным и жестоким. Он опустил стакан.
– Нам надо поговорить, Меган, – сказал он, пересев, чтобы видеть ее лицо. Она по-прежнему избегала его взгляда, внимательно рассматривая волны у берега, пенящиеся как стиральный порошок.
– Я очень много думал, – продолжал Джексон, – с тех пор, как ты уехала, у меня было время побыть одному, время…
Меган встала и быстро направилась к воде. Закатав джинсы, она пошла по отмели, и холодная пена окутывала лодыжки. Она напряглась, ожидая, пока Джексон появится позади. Меган подумала, как было бы хорошо нырнуть в волны и уплыть далеко, за пределы слышимости, как она часто делала, когда была молодой и не боялась акул. Но она не была больше молодой и бесстрашной. Она почувствовала присутствие Джексона за спиной и обернулась к нему.
– Нам действительно надо поговорить, – сказал он.
– Да. Но мне не хотелось бы.
Джексон кивнул. Наклонившись, он поднял гладкий коричневый камешек, блестящий в воде, но тусклый и безжизненный на воздухе. Он забросил его за волнорезы, наблюдая, как, подпрыгнув два раза, камешек скрылся в воде.
– Впечатляюще, – произнесла Меган.
Джексон повернулся к ней и улыбнулся мальчишеской улыбкой, от которой у Меган вновь перехватило дыхание. Он подошел поближе и положил руки ей на плечи.
– Я думаю, ты – самая чудесная женщина, которую я когда-либо знал, – сказал он.
Меган склонила голову ему на грудь, ожидая, надеясь, что она ошибается. Довольно долго Джексон молчал, и ее надежда росла, расширялась, согревая, несмотря на холодный туманный воздух.
– Но я не могу быть больше с тобой. Просто не могу.
Джексон ожидал, что именно в этот момент она начнет рыдать, бить кулаками в его грудь, просить, умолять не оставлять ее. Но Меган не чувствовала ничего подобного. У нее были такие же ощущения, как и тогда, когда она потеряла своего ребенка, – опустошенность, боль в груди, не дающая ей дышать. Она подняла голову и отступила назад.
– Ты хочешь развод? – спросила она, обнимая себя за плечи.
– Да. Я долго думал об этом, как уже говорил. Дело не в том, что я не люблю тебя.
Меган подняла руку, призывая его замолчать:
– Как же, рассказывай. А любил ли ты меня вообще когда-нибудь? По-настоящему?
Ее глаза пронизывали Джексона как кинжалы, ранящие до крови. Они были такими чистыми, голубыми, такими честными, что заставляли Джексона почувствовать, насколько ужасно все, что делает он, и хорошо все, что делает она.
– Думаю, что да. Меган. Я не знаю. Я думал, что любил. Я хотел полюбить тебя.
Она кивнула и снова отвела взгляд на океан. Мерцающая огоньками прогулочная лодка направлялась назад в гавань. Странно, подумала Меган, что мир продолжал жить прежней жизнью, не подозревая о ее горе и безразличный к нему. Как так может быть, одним – радость, а другим – печаль? Если хорошенько напрячь слух, она могла бы услышать смех людей на лодке.
Она вернулась к одеялу и села на него. Потом взяла свой пластмассовый стакан и вылила вино на песок, оставив красное пятно.
– Меган, пожалуйста, дай мне объяснить, – попросил Джексон, вернувшись вслед за ней.
– Объяснить что? Что ты не любишь меня? Что твои картины для тебя важнее, чем я? Что тебе нужна свобода? Что ты никогда не был счастлив. Я все это уже знаю, Джек. В глубине души я, возможно, всегда это знала.
– Я знаю, я сделал тебе больно.
В первый раз Меган отреагировала на его слова. Она вскочила, лицо раскраснелось от возбуждения.
– Ты ничего не знаешь, Джексон, – закричала она и начала швырять продукты назад в корзинку.
– Я знаю, ты была великолепной женой. Я знаю, сколько усилий тебе потребовалось и…
– Замолчи! Боже, чего ты хочешь, полностью уничтожить меня? Ты что, думаешь, мне нужно это выслушивать? Какой доброй и хорошей? Какой замечательной я была? Единственное, что мне нужно– это муж, черт побери. А не какой-то одержимый чувством вины болван, который думает, что сможет отвести боль разговорами о том, какая я миленькая и приятная.
Она подняла корзинку и одеяло и побежала к машине. Бросив пожитки на песок возле автомобиля, она пошла по улице к шоссе, идущему вдоль Тихоокеанского побережья.
– Меган, ты куда? – крикнул Джексон.
– Домой, к Клементине, – бросила она через плечо.
– Но ты же не можешь дойти туда пешком.
– Могу, черт тебя побери.
Джексон подбежал к машине и забросил одеяло и корзинку на заднее сидение. Протиснувшись на место водителя, быстро завел машину, подъехал к Меган и опустил стекло:
– Мег, пожалуйста, сядь в машину.
Она, не обращая на него внимания, продолжала идти.