– Враки все это, – вновь возразила та же женщина, голосом без всяких эмоций.
Петр понял, что попал в какое-то тайное общество, решающего мировые проблемы. Возможно у собравшихся здесь людей просто не было другого помещения, поэтому они выбрали подвал. Шныряя по городу, он неоднократно слышал о всяких семинарах и сборищах, но не придавал этому большого значения. Он сам не знал, что искал.
Решившись, Петр шагнул в дверной проем и оказался в довольно обширном помещении, с низким бетонным потолком, правая часть которого освещалась тремя стоваттными лампочками, над головами не менее двенадцати человек. Они все сидели кто на чем: на ящиках из-под бутылок, на стопках кирпичей, увенчанных лежащей поперек доской. Собрание состояло в основном из мужчин, чье суровое общество скрашивали лишь две женщины, восседавших на старых стульях с обивкой.
Лектор на секунду замолчал, равнодушно взглянул на Петра и продолжил свою речь. Пока он доказывал, что реально трудно доказать есть Бог или его нет, Петр рассмотрел слева у стены два столика, а в углу какой-то мешок. Но нет! То был человек, сидевший тихо на корточках, поминутно посматривающий на наручные часы.
Один дальний столик пустовал, хотя его окружали три стула. А за ближним сидел бородатый громадный дядька. Перед ним стояли две бутылки водки и банка маринованных огурцов. Дядька мельком взглянул на Петра и не торопясь налил из початой бутылки полстакана водки. С удовольствием выпил и захрумкал огурчиком. Тот что съежился в углу, шевельнулся и опять посмотрел на свои часы.
Петр, стоя у входа, по очереди, рассматривая слушателей под лампочками и немного удивился. Он не заметил среди них ни одного бомжа. А две женщины средних лет, были повязаны черными платочками. Среди слушателей сидел милиционер, в форме полковника! И эта пестрая компания крайне удивила Петра. Остальные были похожи на обычных людей. Но больше всего Петру не понравилось, а точнее, ошарашивало его то, что на него взглянули лишь мельком и дружно отвернулись, будто от пустого места.
Раздумывая: уйти ему или остаться, Петр неожиданно услышал, как лектор сказал:
– В общем, зависание, или повторение одного и того же дня для каждого из нас, чисто физическая и реальная проблема, а не мистическая или шизофреническая…
Только сейчас Петр осознал, что сказал оратор, который единственный стоял на ногах. Не сидел, как остальные, внимательно слушающие его люди. У лектора в руках был мел, а за спиной поцарапанная старая школьная доска. Только сейчас Петр понял, что он не один попал в такую беду и случайно нашел своих.
Неожиданно горло у него перехватила спазма. Петр привалился к стене у входа и медленно сполз по ней на пол. Спазмы были конвульсивными, идущими из глубины его вздрагивающего тела. Словно сквозь сон Петр услышал то ли кашель, то ли рык, который вылетал из его горла. По лицу от глаз к подбородку побежало что-то горячее и приятное. И Петр зарыдал, сдерживая всхлипы, стараясь не шуметь.
К нему никто не подбежал. Сквозь застилавшие глаза слезы он увидел, что в его сторону даже не обернулись. А лектор продолжал делиться своими мыслями и догадками с дисциплинированными слушателями.
Рыдания Петра перешли в обычный плач, и от всего этого он почувствовал, что совершенно обессилил. Его сейчас можно было взять голыми руками, а щелчком пальца отправить в нокаут. Он не знал, как это приятно плакать, потому что слезы на глазах у него появились впервые в жизни.
Отдышавшись, Петр с трудом поднялся на ноги и пройдя между столиками, уселся на корточки у стены. Дядька, похожий на попа, покосился на него, помедлил и не торопясь вылил остатки водки из первой бутылки. Получилось полстакана. Без слов, он подтолкнул посуду к краю стола и наколол вилкой огурчик в банке. Петр не шевелился, хотя уже хорошо видел окружающее. Слезы стали подсыхать.
– Причастись, – коротко бросил поп, и показал глазами на стакан.
Петр машинально опрокинул водку в рот, не почувствовав ни запаха, ни вкуса и принял вилку с огурчиком. Откусил половину и протянул остаток дядьке. Тот молча сунул огурец в банку, после чего отвернулся от Петра, краем уха прислушиваясь к лектору, продолжавшему вещать.
Примерно через полчаса, в течении этого времени Петр не сменил позу, привалившись между столов к стене, сидевший в углу человек встал на ноги и посматривая на наручные часы, прошел в темноту, в которой Петр рассмотрел вход в клетушку. На ушедшего никто не обратил внимания. И Петр, обострив слух, услышал, как любитель точного времени возился впотьмах с ящиком, что-то делал под потолком, потом замер на минуту и уронив ящик, зашуршал одеждой и захрипел, будто его удавили. Но и на эти шумы никто не обратил никакого внимания.
Петр не вытерпел и прошел к дверному проему, в котором скрылся человек. Напрягая глаза, он рассмотрел, что любитель точного времени висит растопырив руки и ноги, на едва видимой веревке, тянущейся от его шеи к потолку. Петр чуть не вздрогнул, заметив последнюю конвульсию повесившегося. Ему не было страшно, просто неприятно.
Постояв немного у проема, Петр вернулся на свое место, между двумя столами, но сел не на корточки, а на один трех из стульев, за соседним столом, стоявшим в трех метрах от поповского. Он всегда старался следовать пословице, что каждый по своему с ума сходит.
Лектор продолжал излагать свое видение мира. Публика внимательно его слушала. Обстановка была нормальная, как в самом обычном дурдоме.
– Он ловит секунды, – неожиданно тихим голосом сказал поп. – Каждый день подвешивается на секунду позже. Думает, что поймает момент, когда по настоящему откинет копыта, – и поп хихикнул: – Дурилка картонная… – и отвернулся от Петра.
А Петр сидел и сидел за столом, иногда прислушиваясь к тому, о чем говорил невероятно выносливый оратор. Ему здесь нравилось. Он только сейчас понял, что именно искал, мотаясь по всему городу.
Пройдет время и он освоится. Возможно даже выступит. Хотя что ему сказать? Здесь все грешники и его прошлые дела навряд ли кого заинтересуют. Так что и говорить Петру было не о чем. От одного присутствия среди своих на душе стало легче. И не потому, что не один он на свете такой мерзавец, просто человек общественное животное и не выживает без себе подобных.
Часть вторая. Грешники
Глава восьмая
– Стол-то дьявольский, – негромко бросил поп Петру, когда тот подперев ладонью голову, приготовился слушать оратора.
– Почему? – не понял Петр.
– По кочану, – хмуро ответил мужик, похожий на попа, и равнодушно отвернулся в сторону.
Петр смутно вспомнил про монастырь и про свои уставы в монастыре, но угрюмого соседа, тем более посочувствовавшего ему стаканом водки, больше спрашивать не стал. Однако и место не сменил, решив, что ему ничего не грозит. Ну что может напугать человека, прошедшего самые различные виды смерти и не сумевшего умереть? Только мучения или боль, перед тем, как проснуться на своей кровати.
Незаметно для себя Петр задремал: отрицательный потенциал переполнивший чашу его терпения усталости соединился в неожиданно обретенным положительным покоем, превратив все эмоции в нуль.
Проснулся как обычно дома в кровати. Бодро отбросил одеяло и, вспоминая вчерашнюю находку, трусцой побежал на кухню кипятить воду и есть сайру. Быстро покончив с завтраком, оделся и помчался к заветному подвалу. К его сожалению на толстых проушинах оббитой оцинкованной жестью двери, ведущей под двенадцатиэтажный дом, висел полупудовый амбарный замок. Петр покрутился, в поисках какой-нибудь железки, которая могла послужить отмычкой, но ничего не обнаружил. Тогда он почти бегом вернулся домой, прихватил плоскогубцы, несколько больших гвоздей, отвертку и даже полотно от ножовки по металлу.
Замок не поддался отмычкам, поэтому Петр стал медленно пилить полотном дужку замка. Хорошо еще, что вход в подвал скрывала лестница ведущая в подъезд. А наверху беспрестанно хлопала дверь, в которую каждые десять секунд кто-то входил или выходил. Его никто не видел, если бы специально не заглянул вниз. А то не миновать бы Петру встречи с бдительными старушками и в конечном итоге с работниками домоуправления или милицией.
Полотно оказалось слабым, а усилия Петра слишком мощные: через минуту тонкая полоска металла хрупнула и развалилась на несколько кусков. Петр чертыхнулся и плюнул себе под ноги. На дужке громадного замка блестела едва заметная царапина.
И только сейчас он вспомнил про свои пилки с алмазным покрытием. Словно спринтер ринулся снова в
