Влад Менбек
Чистилище для грешников
Часть первая. Монстр
Глава первая
– Я тебя обормота предупреждал, что твое скупердяйство не доведет до добра, – брюзжал Павел Васильевич, тесть Петра. – Ну что ты сейчас имеешь: наручники и разбитую морду?..
– И еще – выбитый зуб, – после секундных раздумий, неприязненно согласился Петр дрыгнув ногой, затекшей от неудобной позы. Пошевелив языком, он потрогал распухшую десну и ямку в ней, уже переставшую кровоточить. Осторожно исследовал остальные зубы, но особых разрушений не обнаружил. Боль можно было терпеть. Щека изнутри немного порвана, но кровь уже перестала солонить слюну.
Хорошо еще что зуб был боковой и выбили его с корнем. Петр уже выплюнул осколки, чтобы случайно не подавиться. Вот когда ему телохранитель областного чиновника вышиб в первый раз пару зубов – было очень больно и обидно. Разозлившись, он ликвидировал вместе с чиновником и того тяжеловеса, что его охранял. А злость до добра не доводит, так все время бурчит тесть.
Второй раз, в прошлом, его саданул в челюсть прикладом двустволки приговоренный начальством оперативник. Это произошло мгновенно, сразу, как только он «просочился» к нему на дачу. Будто того кто предупредил.
Из-за сильнейшего удара Петр забыл про все, и про его имя, которое должен был спросить, что делал впоследствии всегда, перед окончанием акции. У ликвидаторов укоренилась примета, что если объект скажет свое имя, то все пройдет хорошо и не придется выкручиваться, принимать дополнительные меры безопасности, и душа ликвидированного не будет по ночам преследовать. В тот раз акция прошла нормально, хотя объект так и не сказал как его зовут.
Вообще-то Петр был убежден, что жизнь любого человека течет по руслу привычек и суеверий, которые бывают явными и скрытыми, даже от самого себя. Он верил, что каждого ведет его судьба. И его тоже. Поэтому старался не делать резких движений в неожиданную сторону, если его к этому не принуждали.
Но в тот раз он вновь очень разозлился и позже корил себя за вспышку необузданных эмоций. Проломил оперативнику грудь и сломал ему обе руки. Ликвидируемый захрипел и забился в агонии, грохнувшись на дощатый пол уединенного загородного домика. Петр пришел в себя после того, как тело дернулось в последний раз и размякло. А в соседней комнате кто-то перевернулся с боку на бок на кровати: наверное жена или дочь оперативника. Но про них шеф даже не упомянул. Значит они оставались вне поля деятельности Петра.
Быстро успокоился, и уже без злости проверил пульс на шее убитого, затем выскользнул на улицу, в лесок. Шагая по тропинке стал ощупывать, как сейчас, зубы. Порезал язык об острые обломки, и снова разозлился. Однако взвесив все плюсы и минусы, взял себя в руки.
Именно тогда впервые взглянул на свою работу с философской стороны: для мертвого оперативника ниточка судьбы оборвалась, а для ликвидатора жизнь продолжалась, до тех пор, пока он сам не станет объектом.
Вот эту тонкую грань, между реальным миром и тем светом, Петру необходимо было уловить в постоянно прищуренных глазах шефа и успеть правильно отреагировать. А то что он попадет в черный список, как отработавший свое сотрудник, Петр не сомневался.
Ему вставили протезы. Но это было тогда, при историческом материализме. В специальной клинике. И бесплатно. Сейчас даром ничего не делают. Тем паче – пенсионеру МВД.
– Я говорил тебе, что ты дятел? – поинтересовался Павел Васильевич.
– Говорил, говорил, – недовольно буркнул Петр. – Про это я и без тебя знаю.
Павел Васильевич презрительно отвернулся.
Неожиданно Петр осознал, что он вроде бы подружился со своим тестем. Вернее с тем, что у него разговаривало внутри. Он понимал, что это шиза, и, почему-то, радовался этому.
Там, за горизонтом событий, не сложилась жизнь с Ириной. Петр винил во всем слишком активного тестя. Сейчас въедливого старика наверное уже нет в живых, перекочевал в мир иной. Однако вину с него, он снимать не хотел. Поэтому не жалел тестя. Раньше злился, когда Павел Васильевич называл его идиотом и дураком. Хотя, как знать, может быть старик прав. Может быть.
Дальнейшая жизнь Петра проходила в одиночестве. Возможно потому, что он сам не горел желанием обзавестись семьей, слишком много она требовала внимания, которое было необходимо для работы. Совмещать семью и работу в их ведомстве еще ни у кого не получалось. Даже у шефа. Работа требовала от Петра находиться в напряжении круглые сутки.
А когда семья распалась, за Петром неожиданно последовал вредный тесть. Но не наяву. Он занозой засел в голове, или в печенке, и все время злобно клевал по поводу любого поступка и даже без повода. Со временем тесть перегорел, стал терпимее и мягче. Больше осуждал и журил, меньше ругал. Иногда даже советовал кое-что. Бывало, что дельное.
Конечно же он дятел! Нужно было оказать сопротивление. Ударить кого-нибудь из грабителей. И сейчас бы ни о чем не пришлось жалеть. Лежал бы холодный на полу, или в своей кровати. Они со зла могли его замочить. Хотя нет: тело остывает несколько часов. Он закоченел бы лишь под утро.
– Устал жить, – буркнул Петр.
Но Павел Васильевич не отозвался.
– Ну и черт с тобой! – Петр почувствовал, что где-то глубоко внутри у него зашевелилась давно забытая злость, и внутренне сжался. Его оставили лежать на кровати, приковав двумя наручниками за кисти к железной раме. Петр внимательно прислушался к себе. Такое с ним случалось и раньше: вроде бы злость появилась, но начинаешь ею напитываться, а она, зараза, пропадает – закон подлости.
Но эта злость исчезать не собиралась. Почему?
Петр быстро отследил то, что произошло в уме. Получалась не совсем понятная история. И дело не в монетах, которые грабители увели.
Вчера вечером он почему-то сильно затосковал. Его страшно потянуло в прошлое, когда был моложе и едва успевал отдохнуть душой между заданиями. Захотелось волком выть.
Чтобы отвлечься, выложил на стол из старого комода недавно купленные монеты и исследовал их. Но ничего примечательного в них не обнаружил. Российские медяки среднего достоинства пятнадцатого и шестнадцатого веков.
Кеша, продавец на толкучке, был его старым знакомым, и доставал для своих по два-три экземпляра. Петр взял у него все, истратив последние пенсионные деньги. Потом он обменяет у нумизматов лишние монеты на что-нибудь новенькое. Кое что продаст.
Нет. Дело не в монетах. Не в том, что их заграбастали. Тогда в чем?!
Осмотрев прибавку к коллекции, Петр разложил приобретение по ячейкам в заранее приготовленных досках. Все шло как обычно. Но настроение не улучшалось. Просто швах! Почему – непонятно?
Тогда он решил устроить себе внеочередной праздник, потому что повода совершенно не было, а до дня милиции было еще как до Китая пешком. Вытащил из комода запылившуюся бутылку французского коньяка и заглотил все. Упал на кровать, с мыслью, что можно было и сивухи надраться, она дешевле, и провалился в преисподнюю. Во сне попал туда, где по его мнению для него уже было подготовлено местечко. Возможно и там понадобятся приобретенные навыки и умение?
А ночью сквозь сон почуял, что в его дверь скребутся посторонние. Понял – домушники. Но шума решил не поднимать. Плюнул на все. Ожидал, что его убьют. Ему захотелось именно так завершить жизненный путь.
Грабители просочились практически бесшумно. Это Петр оценил и поставил им три с плюсом. Приподнял голову над подушкой и в полумраке комнаты разглядел троих в черных масках. Его тут же попытались вырубить, профессионально ударив слева и справа в челюсть. Петр понял: бьющий был боксером: заметил характерные боковые удары с приподнятыми во время хука локтями.
В голове немного загудело и пришлось прикинуться, что вырубился. Его тут же приковали двумя наручниками к кроватной раме.
Налетчики обыскивали квартиру быстро и умело. Их движения были деловиты. Чувствовался неплохой навык. В темпе они вытряхнули из комода шесть досок с монетами. Немного помешкав, нашли тайник в ванной. Забрали там три доски. И очевидно решили, что больше ничего нет. Но вот один из громил стал
