“Ты по крайней мере можешь мне сказать, в чем дело? ” – спросил Полетаев.
“Одна пуля, кажется, наша, – виновато сказал Садовников. -
В четверг – разбор полетов. Приходи ”.
“Ты чего?.. Ты это!.. Ты не вздумай еще виноватого найти!
– вскипел Полетаев. – Одна пуля или не одна!.. Я тебя не об этом спрашиваю! ”
По холлу хирургического отделения, где они сидели на красной жесткой банкетке, похаживали сухонькие отставные полковники в байковых халатах, Полетаев вытянул ногу и морщился – ему только что сделали перевязку, под марлевой наклейкой на бедре ныло и зудело.
Слава Садовников медленно крутил пуговицу накрахмаленного белого халата.
“Боря, это эксцесс. Ты сам это понимаешь. Не заставляй меня оправдываться”.
“Все было нормально. Все было, как всегда. Почему стали штурмовать? Я понимаю, что эксцесс… Но я был внутри, а вы начали. Что случилось? Что за дерьмо? Откуда взялось это дерьмо? ”
“ Из муниципалитета ”,- злорадно сказал Садовников.
“Что? ”
“ Команду штурмовать дал Каретников. Через мою голову. Я в это время разводил стрелков ”.
“Что за чушь? Он же знал, что твой сотрудник в терминале!
Или не знал? ”
“Знал… А ты знаешь, как Управление гнется сейчас перед муниципалитетом? Газеты читаешь? ”
“Слава, при чем тут газеты?.. ”
“ Позавчера в Москве закончился саммит европейских городских муниципалитетов, – скучным голосом сказал
Садовников. – О захвате во Внукове стало известно во время заключительного заседания. Каретникову позвонили и сказали, что вся Европа будет внимательно наблюдать за тем, как в Москве умеют управляться с террором. И еще ему велели показательно не оставить в живых никого. И начинать сию минуту. Он был датый, его вытащили из-за стола… Что за праздник был – ты знаешь. Он приехал с Кобуловым и
Радько. Велел штурмовать. Ты был в терминале, я разводил стрелков… ”
“ А Самвел? ”
“Самвел был на капэ. Со вчерашнего дня Самвел переведен в резерв. По приказу того же Каретникова ”.
“Он что… возражал? ”
“То есть он так возражал, что, говорят, каретниковская личка выбрасывала его с капэ ”.
“Вот скотство… ”
Садовников осторожно положил на диванчик рядом с
Полетаевым полиэтиленовый пакет с мандаринами и сказал:
“ Единственное, что нас извиняет… отчасти… Шли не столько тех валить – сколько тебя вынимать ”.
Полетаев одобрительно хмыкнул и с удовольствием вспомнил, как Петя Черников с раскатистым грохотом выбил алюминиевую фрамугу, два раза выстрелил в голову тому гаду, который затягивал на шее Полетаева металлический тросик, и, усыпанный мелким стеклом, метнулся к Полетаеву. Сверху по фалам скользнули трое, среди них – Обручев, его лицо под “ сферой ” было перекошено, он что-то кричал… Повалил дым, защипало глаза, по ушам ударили трескучие выстрелы…
Затем были “ хлопушка ” и две “ слепилки ” – Полетаев перестал видеть и слышать. Он почувствовал сильный толчок в бедро, потом обожгло шею. Петя повалил Полетаева на пол и лежал на нем те секунды, что “Берта ” добивала опекаемых.
“Все равно скотство… ” – угрюмо сказал Полетаев.
“… Я-то уже думал, что все, каюк. И доволен потом был до крайности, что жить остался. Это теперь я такой остроумный. А там самое время было менять подштанники экстремальному аналитику.
А почему, собственно, “ трижды ”? Четырежды… Четырежды, господа хорошие. В четвертый раз – этим летом, на Итаке ”.
Приближался отпуск – и у Веры приближался, и Полетаеву
Садовников сказал: “Короче, или ты идешь в отпуск, или наша санчасть оформит тебе инвалидность – я позабочусь… ”
Что в отпуск уходить пора, Полетаев понял после того, как пришел на работу, бегло провел в секторе планерку, присел за свой стол, закурил, потом сунул сигарету за ухо и стал просматривать “ Внутренний бюллетень ”. За ухом потом долго саднило, напоминая о том, что в отпуск надо уходить вовремя.
Верка за месяц стала говорить про Минорку. Это Казаряны хвалили Минорку. Одного того, что хвалили Казаряны, было достаточно, чтобы Полетаев никогда не ступил на берег
Минорки, острова живописного и дорогого. Полетаев на дух не переносил бойкую мажорную чету Казарянов. И тут Гаривас сказал ему: “Боря, я два года подряд бывал на Итаке.
Боря, там хорошо, покойно, там бессонница, Гомер, тугие паруса, не ломай голову. Хочешь островной Греции, хочешь мира в душе и неба над головой – вот тебе Итака… ”
Полетаев объявил:
“Итака – то, что надо, так сказал Гаривас, мы проведем отпуск на Итаке. Я по крайней мере. Извини, милая. Решено ”.
“И моя обожаемая сучка поджала губы… Но глядела неравнодушно – как же: папа показал характер… Даже давала с душой две ночи. И не то постанывала, не то поскуливала… Странное дело – ни моя терпимость, ни моя отходчивость у Верки удовольствия не вызывают. А мои редкие “ топ ногой ” нравятся! Вижу, что нравятся!”
В середине августа они улетели на Итаку. За неделю до этого Полетаев стал рассказывать Кате про Одиссея,
Телемака, Пенелопу, Агамемнона и всю компанию. Он принес книжку “Легенды и мифы Древней Греции ”. Когда он сам был ребенком, такая книжка встречалась в каждом интеллигентном доме. Как синий двенадцатитомник Марка Твена, восьмитомник
Джека Лондона и оранжевый шеститомник Майн Рида.
Теперь, кроме как на Итаку, мадемуазель никуда не желала
(одноклассник нахваливал Майами, но если разобраться – а мадемуазель умела разбираться,- то что такое Майами? Та же Минорка, говорят по-английски, и все дороже).
Они прилетели на Керкиру рано утром, казалось, что “ Боинг
” садится прямо в воду – взлетно-посадочная полоса лежала посреди озера. В аэропорту Полетаев взял такси до порта, они проехали через маленький серо-зеленый Корфу-таун, и через час Полетаев с Верой стояли на палубе, Катя спала в шезлонге.
Старый форт Керкиры медленно отдалялся в голубом дизельном выхлопе катера. По палубе сновали чернявые стюарды, гомонили немцы. Немцев было много. Их везде было много.
“Слушай, чего их так много везде? – спросила Вера, ухмыляясь. – Ты ничего не слышал, может, они все-таки выиграли вторую мировую? ”
Море и небо – вскоре вокруг были только море и небо.
“Mare…” – медленно сказал Полетаев.
“Что? ” – не поняла Вера.
“”Cras ingens iterabimus aequor…” – Полетаев улыбнулся жене. – ”Завтра мы снова выйдем в огромное море… ”
Гораций. Или Овидий ”.
Вера благодушно улыбнулась в ответ. В “duty-free”, пятью часами раньше, Полетаев купил ей флакон “Соня Рикель ” и поцеловал в щеку.
“Узо, – сказал Полетаев стюарду. И добавил: – Паракало… ”
Он всегда находил особое удовольствие в том, чтобы виртуозно пользоваться несколькими местными фразами весь отпуск. Мог объясниться с барменом, портье, дорожной полицией. С энтузиазмом пил местное: текилу, кюммель, араку, кальвадос.
Матовое, со льдом узо оказалось омерзительным (больше
Полетаев к не му не прикасался, пил виски).
