момент его подтолкнули к деревянным ступенькам эшафота.
Виселица.
Кейл споткнулся. Охранник грубо дернул его за руку, вслед за чем донесся чей-то сердитый окрик. По толпе пронесся приглушенный ропот.
К тому моменту, когда Кейл поднялся на деревянную платформу, глаза его уже успели привыкнуть к солнечному свету. Он окинул взглядом толпу, в надежде увидеть знакомое лицо, но, увы, никого не заметил. Он надеялся увидеть Шорти, Лоутона, Тайлера и других, но, по-видимому, им не хватило духа прийти на его казнь. Кейл был на них не в обиде.
– Ваше последнее слово, Калеб Хардин? – спросил его шериф Мортон.
Кейл ничего не ответил, лишь в упор посмотрел на шерифа. Тот побагровел.
– Нет, – наконец произнес Кейл. – Не в этой жизни.
Откуда-то налетел порыв свежего ветра. Он взъерошил Кейлу волосы, приятно остудил лицо. Кейл был рад ветерку. А еще он похвалил себя за то, что отказался от завтрака – в противном случае его сейчас вывернуло бы наизнанку. Расставив пошире ноги, чтобы сохранить равновесие, Кейл старался сосредоточиться на том, что ему в данную минуту говорил священник. Проповедник что-то читал из Библии, и голос его поднимался все выше и выше, словно прокладывая для осужденного на смерть гладкую дорогу на небеса.
– ...не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, – громко вещал пастор. – Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржавчина не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут.
Весьма уместные слова, хмуро подумал Кейл. В этот момент его взгляд выхватил из толпы Джона Митчелла. У банкира было довольное выражение лица. Заложив руку за лацкан сюртука, он стоял почти у самой виселицы и в упор разглядывал Кейла. Рядом с ним нагло ухмылялся Уэйд Драйден.
Но почему-то Кейлу уже было все равно. Возможно, тому, кто идет на смерть, не до эмоций, для них уже не остается времени. На первый план выступают иные вещи, куда более важные, нежели ненависть или жажда мщения. Как жаль, что он узнал это слишком поздно. Будь у него побольше сообразительности, наверняка попробовал бы разбудить в себе те чувства, тревожить которые до сих пор опасался. Хлое удалось пробить брешь в его, казалось бы, мощной броне. Наверное, не стоило ей этого позволять. Как жаль расставаться с ней...
– ...ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше! – донеслись до него слова преподобного Бизли.
Кейл на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их вновь, то увидел, что к нему направляется палач. На голове у него, чтобы никто не догадался, кто он такой, капюшон. Хотя даже ребенку в Сан-Суйо было известно, что это Питер Грауман, флегматичный немец, который до сих пор говорит с сильным акцентом и по натуре кроток как агнец божий. Он был единственным, кто согласился взять на себя малоприятные обязанности палача и серьезно относился к порученному делу.
– Гутен таг, – сказал он, подходя к Кейлу. В руке он держал маску. – Толшен натеть на фас, – произнес он с сильным немецким акцентом, словно извиняясь за доставленное неудобство.
– Знаю.
И вот лицо Кейла уже закрыто маской, и его развернули к петле, что покачивает свежий ветерок. Этот же ветерок донес откуда-то издалека мычание коров.
– ...светильник для тела есть око, – уже едва ли не кричал Бизли. – Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?
Кейл вздрогнул. Под маской было темно и душно. Он почувствовал, как на шею ему набросили грубую конопляную веревку, как сначала петля соскользнула, по затем ее затянули туже, и она обвилась вокруг его шеи. Люк у него под ногами слегка подрагивал. В какое-то мгновение Кейла охватила паника, он решил, что люк уже открывается, но затем понял, что это сотрясается вся деревянная платформа. Он попытался сглотнуть застрявший в горле комок и представил лицо Хлои.
Толпа замерла в ожидании. Стихла даже музыка. Где-то заплакал ребенок, но его тотчас заставили замолчать.
Кейл подумал о своих родителях, затем о бабушке с дедом. Подумал и о своих друзьях в долине. Он надеялся, что они последуют его совету и уедут куда-нибудь подальше отсюда. Слишком велик риск оставаться на старом месте. Теперь их укрытие наверняка разоблачат.
Преподобный Бизли прочистил горло для заключительного библейского стиха. Подобно трубе архангела Гавриила, он огласил:
– Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и мамоне.
Голос проповедника оборвался. Преподобный Бизли подошел ближе к Кейлу и начал вполголоса молиться. Кейл весь сжался в ожидании последнего мгновения. Он попытался еще раз представить Хлою, ее нежный и светлый образ, ее сияющее улыбкой лицо. Но картина получилась какой-то смазанной, и Кейл понял, что глаза ему застилают слезы.
Затем палач потянул рычаг, С режущим ухо скрипом люк в платформе открылся, уходя из-под ног Кейла, и он, к собственному ужасу, ощутил, что падает куда-то вниз, вниз, вниз...
Глава 23
– Мы опоздали! – По щекам Хлои обжигающими ручьями бежали слезы.
Она поднялась в стременах. Вокруг них с громким мычанием, поднимая облако пыли, которое то и дело закрывало виселицу, брело огромное стадо.
– Ты, главное, поезжай вперед, – мрачно отозвался Шорти. – Ему теперь ничем не поможешь.
И, глубоко вздохнув, не обращая внимания на слезы, что бежали и бежали по его щекам, он помахал шляпой и закричал, подгоняя стадо по главной улице Сан-Суйо. При виде приближающихся животных люди
