– Давай я понесу, – предложил Тони, протянув руку к ее саквояжу.
Она отпрянула.
– Я в состоянии позаботиться о себе сама.
Тони впервые дал понять, что ее слова не пропали втуне.
– И это все, чего ты хочешь, Дебора? Остаться одной?
Неужели она
Видя, что она не собирается отвечать, лишь упрямо идет вперед, Тони продолжал:
– По крайней мере, садись на Кузнечика. Не знаю, чего ты хочешь, но я не оставлю тебя одну посреди дороги. Кроме того, я решительно не вижу смысла в том, чтобы ты и дальше шла под дождем, да еще и тащила свой саквояж.
Дебора остановилась и повернулась к нему.
– Как вы зовете своего коня, Кузнечиком?
– Да, так его зовут. – Скаковой конь начал прядать ушами, словно соглашаясь, и внезапно Дебора с кристальной ясностью поняла, что чувствует на самом деле.
– Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь назвал своего коня Кузнечиком. Это имя подходит скорее детскому пони, – заявила она, а потом оживленно заключила, причем в голосе ее явственно прорезались истерические нотки: – Видите, что вы со мной сделали? Вы такой сильный, такой богатый, такой самоуверенный, правда, самую капельку заносчивый и высокомерный. Но вы почему-то обезоруживаете меня своими словами, взглядами, жестами. В вас чувствуется забота и внимательность, даже чуткость. – Она задумчиво провела рукой по лбу. – Вы называете коня Кузнечиком и трогательно заботитесь о старой служанке, я имею в виду-мисс Чалмерс… Вы держите Памелу на руках так, словно вам не впервой обращаться с грудными детьми… Хуже всего, вы с очаровательной улыбкой убеждаете меня в том, что один маленький поцелуй не принесет никакого вреда. – Дебора подняла глаза к небу. – Один маленький поцелуй? Если бы вы знали, как я жалею, что послушалась вас!
Тони сделал шаг вперед, и на лице его появилось решительное выражение.
– В этом действительно нет ничего дурного, если только вы целуетесь с тем, с кем надо.
Дебора печально покачала головой, она дрожала.
– Проблема заключается в том, что я не хочу оставаться на заднем плане, Тони. Я не хочу быть второй. И я больше не хочу чувствовать себя приемной дочерью. Я отказываюсь быть любовницей. Я не желаю служить запасным вариантом или приносить себя в жертву. Я хочу держать голову высоко поднятой и жить собственной жизнью – жить так, как считаю нужным.
– Ты высказываешь радикальные мысли, Деб.
– Я высказываю то, что чувствую. И нисколько не жалею об этом. – Дебора вновь зашагала по дороге, удаляясь от него с каждым шагом. – Я вела себя недостойно, – говорила она, размышляя вслух. – Всякий раз, когда женщина ведет себя недостойно, ей приходится за это расплачиваться, так или иначе. – О да, в ее случае цена была слишком высока. Она пожертвовала самоуважением. Своим достоинством. Своим положением в обществе. И даже сегодняшняя вынужденная прогулка под дождем была наказанием. – Между нами не может быть ничего, милорд. Совсем ничего.
Тони отпустил поводья и поспешил за Деборой. Надоедливый дождь безостановочно лил с неба, стекал с полей его шляпы и промочил плащ.
– Деб, что я должен сделать, чтобы ты поняла:
– Но я никогда не буду твоей женой!
Не успели эти слова сорваться с ее губ, как она уже пожалела о них. Дебора с радостью взяла бы их обратно, если бы могла. Боже, какой жалкой она, должно быть, выглядит! Она чувствовала себя ужасно глупо оттого, что вообще позволила себе питать подобные надежды.
– Я бы женился на тебе, если бы был свободен.
Его слова повисли между ними.
– Ох, Тони…
Он раскрыл объятия, и она, шагнув навстречу, уткнулась лицом в складки его плаща. Слезы смешались с дождем, тело ее сотрясалось от рыданий. Она устала. Очень устала.
Крепко прижимая ее к себе, Тони бормотал слова утешения, и она хотела им верить. Господи милостивый и милосердный, как же ей хотелось в них поверить!
– Я ни за что не дал бы согласия на брак, – тем временем объяснял он, – если бы мог предположить, что встречу тебя. Я совсем не знаю Амелии. Ее отец предложил мне ее руку, и я согласился, потому что… – Он неловко умолк, но потом нашел в себе силы признаться: – Я согласился, потому что она стала звездой сезона. Хотя тогда за столом присутствовал и другой мужчина, человек, которому, как мне казалось, я мог доверять. Но когда Лонгест сделал мне предложение, были произнесены грязные слова. На кону стояла моя гордость, Деб, и я не мог отказаться. А теперь гордость не позволяет мне взять свое обещание назад. Иначе я попросту уничтожу ее. Уничтожу нас. – Он коснулся губами ее волос. – Сможешь ли ты простить меня? Прости меня, пожалуйста.
Она хотела даровать ему прощение. Ей отчаянно хотелось раствориться в нем, окунуться в тепло его тела, поверить его обещаниям, что в будущем все наконец будет хорошо.
И тут Дебора подумала о своих родителях. Согласилась бы на подобный конкубинат ее мать? Отец наверняка перевернулся бы в гробу. У него было мало денег, но честь он ценил превыше всего.
– Как только на свет появится наследник, – продолжал Тони, – мы с Амелией будем очень редко видеться друг с другом. Она знает меня не лучше, чем я ее.