пару, Сесиль предпочитала не думать о замужестве вообще и не дразнить родителей, называя возможных кандидатов, которые наверняка были бы ими отвергнуты как недостойные руки их дочери.
Шорох в зарослях ракитника и черного василька отвлек ее от этих мыслей. Наверняка ее уже хватились, и, хотя ее отсутствие в предрассветное время никого особенно не удивило бы, пора было возвращаться в замок. При виде зайца, который вначале застыл, застигнутый врасплох, а потом пустился наутек, Сесиль рассмеялась и пошла решительным шагом по направлению к замку, не обращая внимания на тяжелые стебли, цеплявшиеся за ее шерстяную юбку, выкрашенную в желтоватый цвет папоротника.
Лучи белесоватого солнца с трудом пробивались сквозь утреннюю дымку. Опять она пропустила службу, и опять отец Эйндреас, который явно недолюбливал ее, будет недоволен. При этой мысли лицо Сесиль приобрело решительное выражение. Обычно дружелюбная ко всем, она платила ему той же монетой. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он появился в замке Сиаран после смерти любимого всеми отца Люсьена, но его властные манеры и повелительный тон вселяли надежду на то, что ему не удастся здесь задержаться.
Ворота замка были открыты, как и рано утром, когда она убежала на реку. Сесиль знала, что стоило ей покинуть пределы замка, как она оказывалась под неусыпным оком отцовских стражей.
Амальрик, который ждал ее во дворе замка, захихикал при виде ее босых ног. Девятнадцатилетний юноша, он был самым близким ей из братьев по возрасту и темпераменту.
– Рилла придет в восторг, когда увидит твою грязную, всю в траве юбку.
Сесиль ответила, смеясь:
– Я думаю, что ее уже давно нет ни в спальне, ни в детской. – После гибели Одвулфа в утешение его молодой супруге остались два маленьких сына, два маленьких солнца, осветивших жизнь замка Сиаран после того, как немного притупилась боль потери.
Улыбка сошла с лица Амальрика:
– Сеси, тебе не стоит выходить из замка без охраны. Англичане все еще нападают на шотландцев к югу от Эдинбурга. – Он вздохнул, поняв по блеску в ее глазах, что она готова возразить, и поднял руку, желая опередить ее:
– Не нужно меня бранить. То же самое тебе скажет и отец.
Он увидел, как она сникла. Она могла дразнить отца так же немилосердно, как и братьев, но ни один из них не мог пренебречь им. Амальрик ободряюще улыбнулся, извиняясь за напоминание, вмиг сделавшее ее несчастной. Сесиль была ярким украшением семейства Лотаринг: ее золотистые волосы были подобны первым лучам восходящего солнца, а темно-голубые глаза – чистым сапфирам. И хотя все Лотаринги, светловолосые и голубоглазые, были хороши собой, Сесиль и среди них просто ослепляла. Миниатюрной она была в мать, в то время как Амальрик и другие братья унаследовали массивность фигуры отца.
– Не волнуйся, – с нежностью в голосе сказал Амальрик. – Я пойду с тобой, куда ты захочешь. Со мной ты будешь в безопасности.
Сесиль представила себе рассеченное тело своего брата, а именно так погибли Уоррен и Одвулф, и попыталась скрыть пронизавшую ее дрожь. Амальрик был бы оскорблен, почувствовав, что она опасается за свою и его жизнь, считая его молокососом, не способным их защитить.
– Спасибо, Амальрик. Но, – она со вздохом распрямила плечи, – лучше мне сейчас пойти к себе, а не то мне потребуется твоя защита от Риллы или Ниарры.
– Я думаю, ты опоздала, – сказал Амальрик, наблюдая, как Ниарра и отец Эйндреас выходят из главной башни замка.
Не дойдя до конца лестницы, пара остановилась, разглядывая взъерошенное существо, которое представляла собой девушка из Сиарана. Ниарра первой пришла в себя и направилась к Сесиль, кивая аккуратно причесанной головой. Как всегда, она была воплощением благопристойной женственности, платье из мягкого голубого шелка ловко облегало ее ладную фигуру. Подойдя к Сесиль, она изобразила улыбку:
– Ты опять бродяжничала, Сеси, – голос Ниарры звучал спокойно. Спокойны были и золотисто-карие глаза.
Находясь в окружении голубоглазой родни, Сесиль не переставала восхищаться красотой этих коричневых глаз, которые казались еще темней благодаря белизне гладкой кожи. Сесиль расслабилась и улыбнулась в ответ, всем своим видом изображая раскаяние.
– Да, я знаю, я должна была прийти раньше. Амальрик говорит, что мне вообще не следовало выходить из замка. Во всяком случае, одной.
Ниарра засмеялась:
– Раз ты согласна с ним, тогда я пощажу тебя и избавлю от очередного нагоняя.
Сесиль всем своим видом выражала покорность.
– Ну, если ты меня пощадишь, – сказала она, сделав гримасу, – то он нет.
Ниарра повернулась к священнику, который следовал за ней по пятам. Отца Эйндреаса не любил никто. Он был высок и худощав; казалось, что он всегда голоден. Голодный блеск был даже в его цепких бледно- голубых глазах, которые ничего не упускали из виду. В отличие от отца Люсьена, воплощавшего добро и любовь, которые несла церковь, отец Эйндреас отдавал предпочтение основам церковного учения, направленным на умерщвление плоти.
Он коротко поклонился и кивнул Сесиль:
– Вы пропустили службу, госпожа Сесиль.
Он не мог не винить отца Люсьена за ту расхлябанность, которая царила в этом семействе.
– Мне очень жаль, – ответила Сесиль, переживая, что сказала неправду.
Отец Эйндреас принял ее раскаяние.
– Бог с Вами. Но я хочу услышать вашу исповедь сейчас.
