скоро попадет в Лефортово. Как вы могли решиться на подобную авантюру?
— Уже поздно, дорогой Марк Абрамович, нужно что-то делать. День-два, и комиссия выйдет на наших сотрудников. На одного уже вышли. К счастью, сержант неправильно запомнил фамилию. Но он может вспомнить. И тогда нам конец.
— Только не вздумайте убирать и сержанта. Это сразу вызовет еще больший скандал, и все всё сразу поймут, — предупредил Фогельсон и, не сдержавшись, гневно добавил: — Такие люди, как вы, позорят всю нашу систему. Поэтому люди так боятся тридцать седьмого года и лагерей. Нужно было думать, генерал.
— До свидания, — пробормотал ошеломленный белорусский генерал.
Фогельсон, не прощаясь, положил трубку. У них оставалось всего четыре дня. Нужно суметь нанести упреждающий удар. Этот негодяй Юрков наверняка держит Скребнева у себя в качестве козырного туза. А на Миронова рассчитывать нельзя: слишком вспыльчив и глуп.
Он позвонил заместителю директора Службы внешней разведки генералу Лукошину.
— Добрый день, генерал, — начал он. — Марк Абрамович беспокоит. Нужна ваша помощь. Нет, я не стал докладывать генералу Миронову, а хотел бы встретиться с вами. Приеду прямо сейчас.
Через полчаса он уже сидел в кабинете Лукошина, рассказывая ему о трудностях, возникших в Белоруссии.
— Какие идиоты! — схватился за голову Лукошин. — Я слышал сообщение по радио, но даже подумать не мог, что они…
— Кроме того, в Минск вылетел Шварц Генрих Густавович, это один из лучших патологоанатомов. Он установил, что смерть Иванченко была вызвана вмешательством извне и никакого инфаркта не было.
— Черт! — ударил кулаком по столу Лукошин. — Там такой специалист работал. Один из лучших, мой учитель.
— У нас осталось несколько дней. По нашим предположениям, ОНИ также готовятся нанести удар, — продолжал Фогельсон. — Мне нужна ваша помощь и «добро» на устранение Юркова.
— Это вызовет еще больший скандал, — осторожно заметил Лукошин.
— Не вызовет, — убежденно ответил Фогельсон, — если все сделаем правильно. У меня есть несколько идей.
— Слушаю вас, — наклонился генерал.
— По моим агентурным данным, недавно на «базе» банка «М» в Загорске произошло настоящее сражение. Было ранено четверо и убит один охранник. Двоим заключенным удалось бежать.
— Подполковник Скребнев? — быстро спросил Лукошин.
— Нет, но один из них в свое время активно сотрудничал с нами, будучи экспертом ООН. Ваш директор Евгений Максимович должен его знать, это достаточно легендарная личность. Кличка Дронго.
— Как он попал на эту «базу»?
— В том-то все и дело, — усмехнулся Фогельсон. — По нашим сведениям, Дронго был нанят известными главарями мафии Давидом и Арчилом Гогия для розыска их сына и племянника Реваза Гогия. Он согласился найти его и с тех пор занимается данным делом.
— Реваз Гогия — это не тот парень, который сидит у вас? — спросил Лукошин. Он обладал хорошей памятью.
— Точно, он. Мы иногда работаем с Арчилом Гогия, помогая ему выстоять против банкиров, причем особенно ему досаждает банк «М». Наши совместные усилия могут привести к розыску этого Дронго. По моим сведениям, он, отчаянно блефуя, сумел убедить руководство банка «М» в том, что документы у него. Вы понимаете, как это нам выгодно?
Лукошин промолчал. Он обдумывал варианты.
— Теперь, — продолжал Фогельсон, — мы подставляем Дронго вместо себя. Кого ищет этот Дронго? Реваза Гогия. Документы находятся у самого Дронго или у его покровителей — братьев Гогия. Московское правительство просто вынуждено будет начать войну против грузинской мафии, а это отвлечет их как раз на несколько дней.
— Как вы все это узнали?
— Президент банка «М» рассказывал обо всем в клубе вице-мэру города, а мои ребята записали их разговор. Про самого Дронго мы выяснили позже.
— Хорошо, — медленно сказал Лукошин. — Это очень хорошо.
— Теперь у нас две задачи: убрать Юркова и подставить Дронго так, чтобы в банке поверили в его блеф.
— Что-нибудь вам нужно?
— Несколько ваших людей. Недавно к вам перешла Екатерина Перевалова, одна из наших лучших снайперов. Я понимаю, в разведке она нужнее, но можно будет ее прикомандировать к моей группе.
— Сделаем, — кивнул Лукошин. — Что еще?
— Все, — вздохнул Фогельсон. — После исчезновения Скребнева ваши люди убрали Бахтамова, Иванченко, Крымова. Они все были моими товарищами. Мы работали в одной группе.
— А что нам нужно было делать? — спросил Лукошин. — Ждать, пока за нами приедут люди Юркова или, еще хуже, Коржакова? Вы знаете, что наше ГРУ Минобороны полностью работает на этот банк и московские власти? А там сидят далеко не дилетанты.
— Знаю, — тихо сказал Фогельсон и еще тише добавил: — Выбери себе смерть.
— Что вы сказали? — спросил Лукошин.
— Это был девиз нашей группы. Иногда мы давали право самим выбирать себе смерть.
— Интересный обычай. И не было проколов? — улыбнулся Лукошин.
— Ни одного, — встал Фогельсон. — Мы знали, как работать и для чего. Разрешите идти, товарищ генерал?
— Что у вас там за проблемы с каким-то следователем? — спросил на прощание Лукошин, протягивая руку.
— Он честный человек, — вздохнул Фогельсон. — В наше время это такая находка.
Лукошин неприятно усмехнулся.
Фогельсон вернулся к себе в кабинет в восьмом часу вечера. Телефон звонил, не умолкая. Он поднял трубку.
— Он вспомнил, вспомнил фамилию, — кричал белорусский генерал, — за нашим офицером уже поехали! Мы ничего не сможем сделать.
— Прекратите истерику, — почти приказал Фогельсон, — сейчас я позвоню генералу Миронову.
Заместитель директора ФСК взял трубку не сразу. Видно было, что он уже выходил из кабинета, но звонок селектора внутренней связи заставил его вернуться.
— Слушаю, — коротко сказал Миронов.
— Владимир Александрович, у нас ЧП, — с торжеством сообщил Фогельсон. — Кажется, в Минске назревает провал.
— Какой провал? — не понял Миронов. — Опять этот ваш следователь нам мешает?
— Он сидит дома у вдовы и сирот, — возразил Марк Абрамович, — успокаивает семью друга.
— Откуда вы знаете?
— За ним следят наши люди. Он тут ни при чем, это сами белорусы проводят расследование. Кажется, версия с Костюковским скоро лопнет.
Миронов долго молчал.
— Вы могли бы меня остановить, — наконец сказал он, — вы предвидели последствия этих убийств.
Фогельсон молчал. В данной ситуации возражать не имело смысла. Как молодой самолюбивый начальник, Владимир Александрович не любил подсказок. Он принимал решение самостоятельно, и не всегда это решение оказывалось наилучшим.
— Он ждет у телефона, — напомнил Фогельсон.
— Кто? — не понял Миронов.
— Наш друг из Белоруссии. Что ему сказать?
