контролировалась. Стоило им выехать за черту Улунди, как откуда-то, точно из-под земли, вырастали фигуры черных с ассагаями в руках. Под тем или иным предлогом зулусы присоединялись к ним, начинали наивные и в то же время хитрые расспросы о цели путешествия белых, о направлении. Вначале это их раздражало, но потом они поняли неизбежность слежки и привыкли.
Октав и Питер Мариц старались не терять времени по-пустому. Француз много писал, изучал язык зулусов и других черных племен, часто виделся с Сетевайо и подолгу с ним беседовал, причем вождь старательно отводил разговоры от внутренних дел и столь же старательно направлял их в сторону обсуждения своей внешней политики. Октав чувствовал, что в этом отношении вождь зулусов проникается всё большим доверием к нему, но в то же время ясно видел, что он только узнаёт его мнение, оценивает его, поступает же по-своему.
Кроме того, француз старался ближе сойтись с населением Улунди, но запуганность черных и подозрительность Сетевайо сильно затрудняли эти попытки. Всё же кое-что ему удалось сделать, главным образом благодаря своему большому опыту и обширным познаниям. Особенный вес у Сетевайо и населения получил Октав после того, как энергично принятыми мерами ему удалось прекратить массовый падеж скота в обширных стадах зулусов. К нему стали приводить и больных людей, требуя, чтобы он их вылечил. Вначале француз отказывался, уверяя, что не умеет лечить людей, но темные зулусы не хотели ему верить и обиженно говорили:
— Быка ты, белый, лечишь, а меня не хочешь. Разве я хуже быка? Полечи, пожалуйста, — я тебе золота принесу, мяса принесу.
В конце концов Октав увидел, что иногда он все-таки может чем-нибудь помочь, а так как вдобавок он знал, что в случае его отказа больной обратится к хитрым заклинателям, дурачившим этих невежественных людей, то он время от времени давал врачебные советы и людям. Эти случаи он к тому же стремился использовать и для просвещения туземцев, для борьбы с их суевериями. Он им объяснял, что помогает не заклинаниями, которые никому помочь не могут и являются грубым обманом, а простыми средствами, значение и действие которых он тут же разъяснял.
Несколько часов в день Октав проводил с Питером Марицем, горячо к нему привязавшимся. Он обучал его английскому языку, арифметике, беседовал по истории, развивая перед ним те мысли, которые впервые высказал ему во время путешествия с зулусами. Тогда юношу поразила возможность борьбы французов с французами; теперь Питер Мариц уже знал происхождение багровых следов на руках и ногах великана. Это были следы от тесных кандалов. Он дрался на баррикадах, воздвигнутых в 1871 году Парижской Коммуной; после яростного сопротивления его отряд был разбит, его, раненного, схватили, заковали, судили и сослали в Новую Каледонию на каторгу. Оттуда он спустя три года бежал на юг Африки, воспользовавшись содействием матроса с голландского корабля, доставившего товары на каторжный остров... Перед молодым буром проходили картины восставшего великого города, ожесточенной борьбы, мстительной жестокости победителей, страданий побежденных, и сердце его наполнялось любовью и уважением к человеку, с которым его столкнула судьба.
По временам юноша впадал в тоску по семье, по своей общине, по родным местам, его мучила мысль, что мать считает его уже погибшим. Но он твердо верил, что в конце концов ему удастся вырваться из плена.
Порой же у него все-таки являлось сильное желание предпринять побег. Скакун был теперь при нем, старое отцовское ружье — также при нем. И как ни было это рискованно, он, вероятно, решился бы на побег. Но теперь ко всем прежним препятствиям присоединялось новое, непреодолимое. Октав считал, что ему необходимо как можно дольше оставаться при Сетевайо, чтобы влиять на вождя в нужном направлении, а побег Питера Марица без Октава был бы предательством по отношению к французу.
К концу года пребывания белых у Сетевайо страну зулусов постигло несчастье: страшная засуха поразила пастбища и поля. Скот бродил по выжженным степям, не находя корма, ручьи и источники иссякли, реки мелели. Население было в отчаянии. Многие приходили к Октаву, умоляя его вызвать заклинанием дождь, а когда он объяснял им бессмысленность их просьб, они с грустью уходили от него и обращались к своим черным заклинателям. Последние, чтобы не нанести ущерба своему званию, объявили, будто гнев неба так велик, что одними своими заклинаниями они не в силах исторгнуть влагу. Им требуется помощь со стороны знаменитого заклинателя, живущего в области свази. Хитрые обманщики таким образом оттягивали время в надежде, что дожди в конце концов должны начаться.
Обычно не слишком внимательный к голосу народа, Сетевайо на этот раз охотно согласился отправить гонцов за знаменитым заклинателем. Последнему были при этом обещаны весьма щедрые награды.
И вот в один прекрасный день по Улунди пронеслась весть, что заклинатель приближается к селению. Октав и Питер Мариц, дремавшие в полуденный зной в своей хижине, услышали громкий шум и ликование жителей и выскочили наружу. Они увидели, что густые толпы людей устремились к реке. Расспрашивая бегущих, они узнали, в чем дело: заклинатель потребовал, чтобы все жители столицы совершили омовение ног, прежде чем он вступит в Улунди.
— Важно мошенник начинает, — заметил с усмешкой француз, направляясь со своим другом навстречу заклинателю. — И смотри, как везет негодяю! — добавил он, указывая на небо.
В течение нескольких недель на нем не появлялось ни облачка: это был какой-то гигантский бледно- голубой очаг, непрерывно дышавший огнем. Теперь оно заволакивалось тучами, на которые с жадной надеждой поглядывали повеселевшие жители. И как раз в ту минуту, как заклинатель, сойдя с холма, вступил на землю столицы зулусов, среди туч блеснула молния, заворчал гром, и редкие тяжелые капли шлепнулись на иссохшую землю...
Черными овладела бурная радость, началось всеобщее ликование, клики веселья огласили воздух, многие пустились в пляс, невообразимая суматоха пошла по столице... Среди поднявшейся сумятицы невозмутимо спокойно, в сознании своей власти и торжества, медленно шествовал прославленный чародей.
Это был человек крупного сложения, в плаще из звериных шкур, весь в блестящих украшениях из золота, жемчуга и слоновой кости, с необычайно пышной прической, украшенной цветными перьями. Он милостиво принимал подобострастные приветствия жителей и тут же указал, что им следует отныне охранять свой скот в долинах, потому что они будут затоплены ливнями, которые он вскоре вызовет своими заклинаниями.
— Посмотрите на вашу бедную страну, — говорил он, обводя вокруг рукой. — Она суха, как огонь в очаге. Но пройдет день-другой — и вы не узнаете ее: люди не будут успевать убирать тучную жатву, скот будет утопать в сочной траве. Я всемогущ. Недавно бечуан постигло тяжкое горе: великий вождь хереро пошел на них войной. В страхе прислали за мной бечуаны, предлагая несметные сокровища, чтобы я спас их от гибели. Я внял их мольбе и отправился навстречу хереро. Приблизившись к их вождю, я бросил перед ним на землю свой жезл. И что же? Земля на этом месте расселась, из трещины забил поток и смыл до единого всех хереро вместе с их вождем...
Заметив среди толпы гигантскую фигуру и белое лицо Октава, прорицатель внезапно остановился в замешательстве. По-видимому, его слуха уже коснулись вести об этом человеке, о его влиянии среди зулусов и о его разоблачениях шарлатанства заклинателей. Но тотчас он овладел собой и обратился к белому со снисходительным приветствием:
— Я слыхал, что и тебе известны многие тайны, белый человек. Вместе с тобой мы теперь общими силами постараемся снять заклятие с разгневанного неба. Ты будешь помогать мне?
— На меня не надейся, — с мрачной усмешкой возразил Октав, пронизывая взглядом обманщика. — Я всё время доказываю этим людям, что их надувают, чтобы грабить, и что все заклинатели — лжецы.
— Так всегда говорят бессильные заклинатели, — пробормотал чародей, злобно взглянув на белого. — Но вот, смотри! — воскликнул он с торжеством, указывая рукою вверх.
Увлеченные спором зулусы подняли глаза к небу. Увы! Тучи медленно расходились, и пылающее солнце выступало из-за них... Но заклинатель был находчив и изворотлив.
— Смотри! — повторил он. — Одно мое появление покрыло небеса благодатными тучами. Пролились первые вестники обильного дождя. Но твои кощунственные слова снова замкнули небеса, и они окаменели.
Среди напряженно прислушивавшихся к спору жителей начал прокрадываться ропот, и сомнений не было, против кого он направлен. Неизвестно, чем бы могло окончиться это состязание ясной прямоты с
