– Даже и без того было ясно, что ваша с Мэлом добыча стоит внимания, – сказал он. – Сегодня я занят, но Хальгейм проследит, чтоб тебе сегодня же сняли копии со всех бумаг. Как я понимаю, только ты и можешь разобрать их все.
– Да, пожалуй. По крайней мере, пока.
Копирование заняло гораздо больше времени, чем Руин рассчитывал. Впрочем, он плохо представлял себе, как именно можно копировать документы по теории магии, ведь в ксерокс их не засунешь. Ксерокс может точно передать начертание текстов, а ведь кроме начертания там есть еще кое-что, что может воспринять только маг и что служит подсказкой. А подсказка в этом случае была нужна как никогда. Тот, кто составлял трофейные бумаги, имел хорошее представление о том, что из себя представляет серая магия, а вот Руин впервые коснулся теории этого вопроса, и, хоть и раньше догадывался, что нечто подобное существует, пока еще плохо себе представлял, как оно функционирует.
Однако когда Хальгейм принес Руину первые копии документов, он убедился, что в них сохранено самое главное – те самые подсказки. Архимаг предупредил, что наведенные чары сохранятся недолго, и после прочтения документы станут обыкновенной бумагой с черными буквами и формулами. Руин, усмехнувшись, ответил, что одного прочтения ему хватит. На магию у него была отличная память.
Правда, вскоре дала о себе знать и усталость. С усилием оторвавшись от бумаг, он прилег прямо в лаборатории, на диванчике (после того как он отвлекся от чтения, обнаружил, что просто не стоит на ногах, и решил, что до своих покоев в метрополии не дойдет). Он проспал до самого вечера и даже во сне видел формулы, вычерченные на листах дурной бумаги поверх поблекшего текста. Сон был настолько крепок, что Арман не слышал ни шагов, ни шума аппаратуры, но зато даже в самой глубине небытия он сохранял возможность размышлять и представлять себе чары как в виде формул, так и в виде образов.
До дома он добрался лишь через два дня и долго извинялся перед женой, но она, слушая, чувствовала, что мысли его витают где-то очень далеко, и он, наверное, даже не слышит, какие именно слова говорит ей. Катрина лишь вздохнула. Она утешала себя, что муж занимается делом, что он – отличный маг, который постоянно должен заботиться о приобретении новых знаний, иначе растеряет даже то, что у него уже есть. Говорила она себе и то, что Руин, конечно, заботится об их будущем благосостоянии, потому что волнуется за нее и ребенка, но уговоры помогали плохо. Катрине было грустно, плохо и одиноко.
Правда, муж все-таки отвлекся от бумаг, и это произошло дней через пять, когда он вдруг ощутил, что полон новым до предела. Необходимо было прерваться и дать прочитанному «уложиться» в голове. Он встал от стола и, шатаясь, направился в соседнюю комнату, к бару. Там же стоял и телевизор, перед ним Руин с удивлением увидел Катрину. Удивился он лишь потому, что никогда прежде не замечал за супругой интереса к телевизионным программам, наоборот, она относилась к ним с откровенным пренебрежением. Жена вертела в руках пульт и, когда в дверях появился муж, вопросительно подняла бровь.
– Ты смотришь ток-шоу? – спросил молодой маг.
– Да, а что?
– Раньше ты не проявляла интереса к этим передачам.
– А чем еще заняться? Ты даже не ешь ничего. Нет смысла готовить.
– Но я ел что-то…
– Ты ел чипсы, – устало ответила Катрина. – А тарелки я уносила нетронутыми.
Руин присел с ней рядом и выключил телевизор. Обнял, привлек к себе и сунул нос в ее волосы. Он чувствовал себя совершенно разбитым.
– Прости меня, солнышко.
– Ты что-нибудь выудил оттуда?
– Из бумаг? Много полезного. Но, вообще-то, дело только начато. Я, честно говоря, даже не знаю, как с ними работать. Информации слишком много, чтоб усвоить ее за раз, а если прерываешься, теряешь логическую цепочку. Тяжело.
– Да уж, – посочувствовала жена. – Ты весь вымотался.
– Наверное, надо делать краткий конспект, – продолжал Арман. – И работать лучше прямо в метрополии, не торопясь… Ладно, – торопливо сказал он, заметив, что Катрина смотрит на него довольно хмуро. – Надо отвлечься.
– Я для тебя – средство отвлекаться?
Руин почувствовал в ее голосе напряжение. Впрочем, он отлично понимал, что у жены есть все основания обижаться. В конце концов, на то она и жена, чтобы претендовать на особое отношение к себе, особенно теперь.
– Нет, конечно, любимая. Прости, что так долго не обращал на тебя внимания. Я, честно говоря, просто боюсь…
– Ты просто одержимый.
– Наверное, – поразмыслив, согласился Руин. – Ты прости, что так получилось.
– Да ты меня не любишь, – Катрине хотелось сказать не это, а, например, что она его очень любит и скучает, и сил уже никаких нет, и больше всего она хочет, чтобы он ее обнял, но язык буквально помимо ее воли выговаривал нечто другое. – Ты любишь только свою магию.
– Я люблю тебя. Тебя люблю.
– Не любишь!
– Люблю.
– Не любишь! – она уже почти плакала, потому что при одной мысли, что сказанное может оказаться правдой, ей стало очень холодно и одиноко.
Руин не умел разговаривать с женщинами, чье настроение уже напоминает истерику: не умел сорок лет назад и не представлял, как это можно сделать теперь. Потому он, в духе провальского воспитания, попросту опрокинул жену на диван и навалился сверху. Катрина брыкалась и пыталась скинуть мужа с себя, причем гораздо увереннее и решительнее, чем это когда-то делала Реневера. Внезапно вспомнив о положении супруги, Арман отпрянул, но женщину не отпустил.
Но зато дал ей возможность размахнуться. Ударила она слабо, но уверенно, и супруг не пострадал лишь потому, что молодая женщина попала не так, как нужно, а вскользь. Легкая оплеуха Руина ни на миг не смутила. Он просто отмахнулся от нее, как от мухи, а потом прижал руки Катрины к подлокотнику дивана. Осторожно притиснул жену к обитой бархатом высокой спинке и принялся целовать.
– Отпусти!
– Вот и нет.
– Это же насилие…
– Потом можешь посадить меня в тюрьму. Я согласен.
– Да что же это такое?! – возмутилась молодая женщина. – Сначала забросил меня, теперь обходишься так грубо… – но ее слова прервал поцелуй.
Руин, ослабив хватку, чуть подвинулся, освободил для жены побольше места, но не отпустил ее.
– Я не буду грубо, – пообещал он. – Я буду осторожнее. Это станет смягчающим обстоятельством?
– Это просто безобразие.
Он нежно обнял ее и стал целовать, но когда Катрина попыталась освободиться, у нее почему-то ничего не получилось. Правда, муж не пытался добиться чего-то большего, лишь целовал и обнимал, и скоро молодой женщине расхотелось отбиваться. Обида куда-то испарилась, и Катрина потянулась к нему первая. Руин помог ей расстегнуть молнию на платье, освободил ее от одежды, а уж его рубашкой занялась жена.
Они занимались друг другом увлеченно, не замечая вокруг ничего. В комнату заглянула было служанка, чтоб отдать ключи и сообщить, что работа сделана, а ей пора уходить, но вылетела в коридор с такой быстротой, будто за ней гнался волк. Хлопнула дверь, а потом и ключ звякнул о подзеркальную полочку, но супруги ничего этого не заметили. Они целовались так жадно, как разве только умирающий от жажды может припадать к чаше холодной и чистой воды.
Потом Руин неловко налег локтем на пульт от музыкального центра, пристроенного под видеомагнитофоном, и комнату внезапно наполнил страстный, дрожащий, низкий и оттого особенно выразительный голос популярной певицы, чьи песни последнее время звучали буквально отовсюду. Молодому магу, разумеется, не было дела до популярных певиц, обнимая утомленную жену и медленно остывая, он смутно припомнил, что зовут ее, кажется, Лоран Спелый Колос.
