Генетического преобразования чего стоила. Подробности Программы, изложенные в бумагах, заставили Рун Мэйх слегка посереть. Для леди Даймен судьба ее родственниц, которые были принуждены участвовать в Программе и оказались привязаны к мужчинам, зачастую не слишком-то подходящим для них по характеру и жизненным установкам, была чем-то вроде личной трагедии. Она слишком уж живо представляла себе, как они, не нужные мужчинам, которые стали для них самыми дорогими существами в мире, должны мучиться.
Негодовал и Шатадана – для него чистота потомиц и незыблемость брака была чем-то вроде столпа, основы всей жизни. А какая может быть незыблемость брака, если зачастую мужчины, избранные девушкам клана в пару, и не думали делать предложение. Какая чистота, если девушки беременели вне брака? Да и вся эта ситуация чрезвычайно ему не нравилась.
Она никому из патриархов не нравилась.
Документы, которые говорили о сделке Блюстителей Закона и черных магов, добавили жару. Говоря откровенно, глав Домов не так уж занимала судьба клана Мортимеров, но то, что с подачи законников черным был отдан почти целый асгерданский клан, уже было сродни острой кости в горле. Сегодня Мортимеры – кто станет следующей жертвой? Кто не угодит? Способ расправиться с неугодными довольно универсальный. Это только Мортимеры умудрились как-то выкарабкаться из этой ситуации пойти целыми, кажется, потери их клана можно по пальцам одной руки пересчитать. Но это же просто чудо!
А обвинение Мэрлота и вовсе вышибло у многих дыхание, хоть они, как привычные к политическим играм люди, постарались этого не показать. Комплект документов, где бесстрастно констатировалось все, что имело отношение к этому происшествию, прошел по кругу, и каждому казались вполне убедительными доказательства. Их сухость была их силой. Очевидным становилось, что клан законников пытался заставить отца изнасиловать собственную дочь. Единственное, что осталось непонятым – зачем?
– Зачем это могло быть нужно клану законников? – спросил Мэрлота Айрдан, глава клана, который так и был назван по его имени – дом Айрдана. – Вы можете предположить?
– Могу лишь предполагать. Мой сын давно неугоден своим работодателям, это не первый случай, когда его пытаются обвинить…
– Это ложь! Никаких доказательств! – возмутился Боргиан.
– К тому же, если делать вывод из документов, которые вам представлены, Блюстители Закона рассчитывали обучать дочь Мэлокайна, Эмиту, и им нужно было заполучить ее, хотя бы таким образом.
– Домыслы!
– Господа, господа, у нас не суд, – вмешался Реохайд. Он даже не поднимался с места, но стоило ему начать говорить, как все остальные замолкали.
Надо сказать, что в Совете, конечно, существовали свои законы и традиции. Невозможно с удобством и результативно вести заседание, на котором все равны, и никто не имеет никаких преимуществ. Потому раз в год из числа патриархов обязательно избирался председатель, который и вел каждое заседание, не имея, впрочем, дополнительного голоса или каких-то преимуществ. Преимуществом обладал только клан Блюстителей Закона, поскольку его представителю было дано право вето.
Но в случаях, если на заседаниях разгоралось целое сражение, и председатель не мог справиться с этим, в дело вступал Реохайд – его слушали всегда и при любых обстоятельствах. В глубине души Оттон желчно завидовал главе Дома Гэллатайн и, конечно, искренне восхищался его даром, потому что и сам мечтал о таком же точно влиянии. Впрочем, восхищение испытывали и многие другие патриархи. Влияние Гэллатайн действительно было огромным.
– У нас не суд, – повторил он, когда все замолчали. – И я хотел бы услышать наконец завершающую часть вашей речи, Эндо Дракон Ночи. Все, как мне кажется, должным образом ознакомились с предложенными документами. Что вы хотите потребовать или предложить?
– Я заявляю, что клан, который обвиняется в таком количестве проступков и преступлений, не может исполнять порученную ему роль и блюсти Закон. Я считаю, что клан Бомэйна Даро должен быть отрешен от его должностного положения.
– Это не в твоей власти, Эндо, – медленно произнес Боргиан. Любой мало-мальски проницательный человек почувствовал бы в его словах угрозу.
– Это во власти Совета.
– Не так. Это не так. Положение Блюстителя Закона принадлежало моему отцу по праву рождения, а не было даровано Советом патриархов Асгердана.
Дракон Ночи неторопливо повернулся к своему противнику и слегка усмехнулся ему в лицо.
– Ты так в этом уверен, Боргиан? Или просто пытаешься обмануть присутствующих?
Старший сын Бомэйна посерел и отвернулся.
– В любом случае, я налагаю вето на подобное решение.
– В данном случае вы не можете наложить вето, – ответил Эндо, вновь переходя на «вы». Никто не понял его взгляда, брошенного на собеседника, и слов его тоже не понял, но зато все почувствовали – что- то особенное было в странной, слишком фамильярной фразе. Будто та намекала на какие-то давние обстоятельства, известные только этим двоим, но зато весьма значимые.
Законник медленно опустился в кресло. В пол, укрытый пышным паласом, стукнул жезл, который Боргиан случайно смахнул со столика локтем.
Стопки бумаг, изученных патриархами, медленно стягивались обратно к Эндо. Главы Домов отлично понимали, что для детального и подробного изучения всей этой информации нужно много времени и много сил, да и проверить нужно каждый факт, если это вообще возможно. Однако самой этой стопки и поверхностного знакомства с заключенной в ней информацией было вполне достаточно, чтобы отнять у Блюстителей Закона их блюстительские права. Более этого, это было необходимо.
Мэрлот приглядывал за патриархами из-под опущенных век. Он с самого начала знал, что правильно оценил ситуацию, и главы Домов выступят против законников, если только почувствуют, что они не в одиночестве. Клан Бомэйна, огромный по численности, мог задавить любой другой клан, стоило только противнику остаться в одиночестве. Возможно, он мог бы справиться и с двумя, и даже с тремя кланами (смотря какими, конечно). Но со всеми сразу – нет. Такое было бы не под силу одному Дому, хотя бы и самому могущественному в Асгердане.
Хотя Мортимеру было радостно, что он, хоть и подал голос одним из первых, не стал первым, на кого упал ненавидящий взгляд Блюстителя. Даже если его задумка увенчается успехом – а успех был несомненен, сладостный аромат удачи уже висел в воздухе – Бомэйн останется патриархом, а его клан – кланом, и придется жить с ними бок о бок еще очень долгое время. Разумеется, раз продемонстрировав Совету компрометирующие документы, нельзя забрать их обратно, и расследование начнется. Потомки Даро наделали таких дел, что, если все деяния будут должным образом доказаны, суд над ними не может закончиться иначе, как лишением статуса клана, декланированием.
Может статься, конечно, что доказать удастся не все. Возможно, Совет не примет решения о декланировании – чего только не бывает на свете – и тогда опасность сохранится надолго, очень надолго.
Мэрлот коротко вздохнул. Он, который уже принял решение, просто ждал, пока решатся все остальные, радовался пока хотя бы тому, что наверняка будет снят этот идиотский ценз на годовой оборот клановых средств. У его потомков, наконец, отпадет нужда крутиться, лишний раз разбивать свои средства на более мелкие суммы и перекидывать их туда-сюда, и они смогут заняться делом. А у клана появятся лишние средства на службу безопасности. И, возможно, на новые разработки.
А снаружи нарастал шум. Сперва патриархи не обращали на него внимания, потом он стал громче и назойливее и разбился на отдельные островки. В нем, сперва похожем на звуки океанского прибоя, пробились знакомые нотки голоса толпы, а на лице Боргиана впервые за свое время зазмеилась довольная усмешка. Главы Домов стали оглядываться, а Эндо, помедлив, сделал Алвэру знак открыть окно. Створки удалось распахнуть не сразу – старший сын Дракона Ночи не был знаком со сложным запирающим механизмом, но как только это удалось, в залу вместе с жарким летним воздухом ворвались крики и скандирующие голоса множества людей.
– Руки прочь от Блюстителей Закона! – кричала толпа. – Руки прочь от Блюстителей Закона! Долой распоясавшихся патриархов! Бессмертных – к ногтю! Нет – анархии!! Да – порядку!!!
Мэрлот слегка улыбнулся и, наклонившись к уху сидящего рядом Савэйна, прошептал, хотя в той
