— Это злость? — удивился Адам.
— А как ты называешь сам?
— Обида, — отрезал Адам. — Несправедливая обида.
— Разве не ты нарушил запрет?
Адам поморщился.
— Ладно, не начинай… Говори, зачем прислан. Ты же такой, сам ничего по своей воле, ты не Люцифер…
— Верно, — ответил Рафаил ровным голосом. — Я всего лишь посланник. Но все же от себя скажу, что ты напрасно полагаешь, будто Господь порвал с тобой все нити. Он гневается на тебя, это верно, но и не хочет, чтобы ты страдал сверх… того, что тебе отмерено. К тому же у тебя теперь дети.
Адам спросил с недоверием:
— Что это значит?
— Господь велел передать тебе семена, — ответил архангел. — Посади их в землю, они прорастут и дадут зерно, которым будешь кормиться. И ты, и Ева, и твои дети, и дети их детей.
Адам сказал с тоской:
— Семена я и сам отыскал и посадил. Что-то да вырастет… Лучше бы Он не семена прислал, а позволил нам вернуться… Вон Ева только и мечтает…
— А ты?
— Я не женщина! Мужчина проживет везде.
— Возвращение исключено, — сказал Рафаил твердо, но с сочувствием в голосе. — И вовсе не потому, что Эдема больше нет. Совсем не потому, Адам.
— А почему?
— Потому что человек сперва должен думать, — ответил Рафаил с печалью, — к каким последствиям приведет его поступок. И понимать, что все сделанное нельзя сделать несделанным. А если можно было бы вот так, как ты говоришь, то цена проступка стала бы ничтожной, а это губительно.
Адам с тоской оглядел страшный мир, в котором они с Евой жили в последнее время.
— Ничтожной? Да здесь одни сутки прожить — всю жизнь будешь просыпаться в ужасе. Ева так часто плачет…
Рафаил сказал с сочувствием:
— Привыкайте оба. Тебе в этом мире жить отныне всегда. И твоему потомству. Возьми семена!
Адам подставил ладони. Струйка семян была совсем крохотная, все поместилось в одной ладони, но Адам уже знал, что если Господь пожелает, то этой горстки хватит, чтобы засеять всю землю.
— Уповай на Творца, Адам! — сказал ангел на прощанье. — Он ничего не делает зря. Он так строг к тебе потому, что чего-то ждет от тебя очень важного.
Адам горько усмехнулся.
— Все еще?
— Все еще, — подтвердил Рафаил очень серьезно.
— Но я все делаю по-своему, — заявил Адам. — И буду делать!
— Это твое право, — ответил Рафаил мягко. — Но если вдруг увидишь в чем-то правоту Творца, ты в любом случае будешь настаивать на своем, даже если впереди увидишь пропасть?
Адам проворчал:
— Не знаю. Но пока что я очень зол. И обижен!
Рафаил улыбнулся мягко, как он всегда делал, закрылся огромными крыльями так, что верхняя пара спрятала лицо, вторая — грудь, а третья — ноги, и тут же исчез, не оставив после себя даже движения воздуха.
После его исчезновения Адам спросил недружелюбно:
— Когда Ты давал запрет, почему не рассказал: почему? Зачем? Почему просто запретил и — все?
Ответ с небес донесся незамедлительно, словно Творец только и ждал слова Адама, однако Адам уловил в строгом голосе и великую печаль:
— Скоро поймешь…
Адам стиснул челюсти, однако смолчал, ощутив, что Творца снова нет в этом мире, а кричать в небо и грозить кулаком — это похоже на тявкающую собачонку.
К нему со всех ног мчался маленький Каин, в крохотных ладошках, сложенных ковшиком, что-то копошится. Каин несся, не разбирая дороги, спешил, пока добыча не вырвалась на свободу.
— Отец, — закричал он еще издали, — а ты каких жучков любишь ловить?
За ним несся Авель, не такой крепкий, зато быстроногий, тоже закричал изо всех сил:
— Зелененьких! Зелененьких он любит! Правда, отец?
— Красных, — возразил Каин. Он подбежал и раздвинул ладошки. — Правда, отец? Смотри, какой он красивый… И усики у красных длиннее и толще!
Адам погладил обоих по головам, приласкал, но промолчал, а они, тут же забыв, что отец ничего не объяснил, ринулись снова ловить жучков и строить им домики из щепочек.
Не так ли спрашивал и я Творца, мелькнула у него в голове горькая мысль. Теперь понимаю, что когда Господь раскаялся, что создал человека на земле, это не то, что раскаялся бы я, потому что приписывать Создателю свои чувства глуповато как-то. Творец, чтобы ему, Адаму, было легче общаться, принимал в саду облик человеческий, а так, конечно, теперь понятно, что у Него нет лица, рук, ног и даже голоса, а общается с ним совсем иначе. Творец опускается до таких низин, чтобы он, Адам, хоть как-то мог уловить, что именно хочет Господь, но даже так очень трудно и почти невозможно на человеческом языке выразить то, что говорил ему Господь. И так ли он понимал?
Как Он тогда объяснял ему терпеливо, что Он очень старательно подбирал пропорции справедливости и милосердия для этого мира, чтобы сглаживали крайности друг друга, уравновешивали и создавали гармонию!
Как будто чувствовал, что им предстоит… Или знал? И старался как-то подготовить, объяснить, что будет и как это будущее надо воспринимать…
Адам покрутил головой, стряхивая несвойственные ему сомнения и колебания. Если в целом мире и существует гармония, хотя он не уверен, то в отдельных местах всегда больше либо справедливости, либо милосердия. А иногда даже слишком много.
Вон Каин весь как будто из справедливости, в то время как Авель — сплошное милосердие! И непонятно, что лучше.
Сегодня, воспитывая Каина и Авеля, Адам сказал резко:
— Этого делать нельзя!
— Почему? — спросил Каин.
— Просто нельзя! — отрубил Адам. — Мальчики так не делают!
— Почему? — спросил Каин.
Адам молча повернул его и толкнул в спину.
— Беги играй. Но помни о запрете.
Каин исчез, и почти в то же мгновение Адам ощутил присутствие необыкновенно огромного, что заполнило собой весь мир. Могучий Голос, который потряс бы всю Вселенную, но был слышен только Адаму, произнес:
— Теперь ты понял насчет запретов?
Адам встрепенулся:
— Что?
— Почему не стал объяснять все Каину?
Адам ответил рассерженно:
— Потому что ребенку такое еще не объяснишь. Но запрещать так поступать уже нужно…
— Не объяснишь?
Адаму почудилась издевка, он сказал резко:
— Да!
— Ты ничего не перепутал? Подумай. Вспомни.