Она прошептала в ужасе:
— Ты?.. Мой ребенок? Но тебе еще рано…
— Что делать, — ответил голосок, и ей показалось, что он стал чуть звонче, — если надо…
Она из последних сил бежала, упала, доползла до темных в ночи скал, а там кое-как, теряя сознание, заползла под ветви кустарника, пробралась в щель, уже там потеряла сознание. Очнувшись, слышала наверху грубые голоса, брань. Ее искали, потом начали расшвыривать камни, догадавшись, что она таится где-то в щели.
Их шаги были все ближе, когда она ощутила начало схваток. Сжав зубы, чтобы не выдать себя криком, она задержала дыхание, натужилась и ощутила, как ребенок начал выкарабкиваться на свет. Снова боль, затем облегчение. Она лежала без сил, потом с великим трудом приподнялась и… онемела, несмотря на смертельное изнеможение.
Ребенок сам перегрыз пуповину, на глазах светлел, а когда она протянула к нему руки, сказал торопливо:
— Быстрее покорми меня!
Она прижала его к груди, он сосал быстро и жадно, но грохот раздавался все громче. Скалы раздвинулись, в темном проходе показались две гигантские фигуры.
Огромный бородатый мужчина захохотал злорадно:
— А, вот ты где! Далеко же заползла…
Ребенок оторвался от груди, сглотнул молоко. Глаза его были не по-детски серьезными, а голос прозвучал сурово:
— Но ты отсюда даже уползти не сумеешь.
Великан раскрыл рот. Ребенок выпрямился, он на глазах становился крепче, выше, а в лице проступила злая решимость. Мужчина с хохотом подошел ближе и протянул руку.
— Это что за козявка? И как она разговаривает?
— Я разговариваю, — подтвердил ребенок. — А вот ты сейчас замолчишь.
Мужчина захохотал, из темноты раздался злой крик:
— Ты чего ржешь?
Мужчина ответил с хохотом:
— Есть над чем! Иди сюда, тоже расхохочешься!
— Нашел?
— Нашел, — ответил мужчина с хохотом, больше похожим на рев, он вытер выступившие слезы, — не поверите, но тут разговаривающая козявка… тебя как зовут, малец?
— Мафусаил, — ответил ребенок. — Меня отец и мать собирались так называть. Значит, я он и есть.
Мужчина перестал хохотать и, схватив его обеими руками, поднял к своему лицу. Ребенок неуловимо быстро вывернулся, ударил ногой в горло бородачу. Тот захрипел и начал сползать по скале.
Руки его разжались, ребенок упал на землю, но не успела Адни броситься к нему на помощь, как он извернулся, выхватил из-за пояса бородача острый нож.
В пещеру ворвались двое, глаза их заблестели, когда увидели беспомощную женщину. Один бросился сразу к ней, второй в полутьме, слабо освещаемой светом трепещущего огня факела, споткнулся о труп бородача.
— Погоди, — сказал он озабоченно, — что с братом…
Первый отмахнулся нетерпеливо:
— Потом! Сперва потешимся с этой девкой, а потом…
Второй не ответил, а Адни расширенными глазами смотрела, как в темноте блеснуло лезвие и разбойник начал сползать по стене точно так же, как и бородач.
Первый разбойник повалил Адни и с жадным сопением начал задирать ей платье на голову. Он только всхрюкнул, когда острие ножа вонзилось ему в шею по самую рукоять.
Адни прошептала, не веря своим глазам:
— Как ты сумел?
— А что оставалось? — ответил ребенок по-взрослому. — Либо умереть, либо возмужать раньше времени. Дети бедных взрослеют рано… Ведь мы бедные, мама?
Она прошептала печально:
— Очень, сынок.
— Вот видишь, — сказал он угрюмо. — А родись я у богатых, то до женитьбы в песочке бы играл! Ладно, я не один, кто не знал счастливого детства, кого лишили детства… Пойдем, мама? Обопрись на меня. Дети должны быть опорой родителей.
Она воскликнула:
— Откуда ты все это знаешь?
Он хмыкнул:
— А отец мой Енох? Он же замучил тебя нравоучениями! Тебе что, могла и убежать, а мне только и оставалось, что сидеть во тьме и слушать. Ну, я мог еще и плавать, но там не расплаваешься, а он зудит и зудит, ровно муха в паутине… Так что наслушался на всю оставшуюся жизнь. Хочешь, я и про Адама и Еву в саду расскажу?
Она отшатнулась:
— Не-е-ет! Я тоже наслушалась на всю оставшуюся. Лучше скажи, откуда тебе ведомо про мух и паутину? Плавал, я еще понимаю… Тоже от Еноха?
Он чему-то хихикнул:
— Нет, тот дядька сказал про Еноха. Ну, который к тебе по ночам прилетал. Который толкался так сильно.
Она заговорила торопливо, голос был смущенным:
— Давай быстрее уходить отсюда. А то, не ровен час, явятся еще всякие… Пойдут искать этих…
— Не придут, — сказал он рассудительно.
— Почему?
— Разбойники друг друга не ищут, — объяснил он по-взрослому. — Это соратники ищут, но не сообщники.
— Ох, ты еще и умный…
— Это отец у нас умный, — пояснил он. — Он мудрец, не знала? Лучше подождем здесь до утра. За это время разбойники точно уйдут. Справа город Каинана, а за теми холмами несколько городов семени Иареда. Они увидят огонь в ночи и обязательно придут посмотреть…
Она вздохнула.
— Как скажешь. Ты мужчина, тебе виднее.
— Да, мама. Отдыхай.
— И ты отдыхай, — сказала она заботливо. — Тебе не надо, надеюсь, после богатырского подвига отдыхать по трое суток? И все трое суток искать в твоей головке?
— Мама, — ответил он с неудовольствием, — старые богатыри до того наотдыхались, что чудищ расплодилось, как муравьев. Нам, молодым да ранним, отдыхать некогда. Со мной пришло новое поколение героев!
Он лег у ее ног, уже не младенец, но все-таки ребенок, на вид ему не больше пяти лет, а когда заснул, лицо стало совсем младенческим, невинным и бездумным.
Потом его пухлый ротик раскрылся, розовые губки плямкали, словно сосал ее грудь, но она видела, как изо рта неспешно вышел клуб полупрозрачного пара, принял облик молодого мужчины с суровым, даже жестоким лицом.
Был он высок и статен, в плечах широк, а когда облик уплотнился, она, едва дыша, рассматривала его диковинные доспехи, каких не зрела еще, его длинный меч за спиной, его опасно красивый и мужественный облик.
— Мама, — произнес он мужественным голосом, больше привыкшим отдавать приказы на поле битвы, чем обращаться к женщине с таким словом, — мама, только не буди!
Она прошептала:
