впервые отметил, что большая часть этих лиц была столь же человеческой, как и у горожан за крепостными стенами, которые, кажется, сегодня же будут брать приступом.
Лица, смотревшие на него, выражали враждебность, презрение, насмешку, но и любопытство. Словно бы большинство знали, зачем его привели, словно бы заранее предвкушали предстоящее зрелище.
Перед входом в сарай был врыт столб с рогатым черепом наверху. Стены увешаны размалеванными щитами, на которых очень яркими небрежными мазками – красными, зелеными, синими, желтыми – изображались библейские сюжеты. И, несмотря на небрежность, изображения не только угадывались, но различались в деталях. На самом большом щите Господь с холма благословлял трепещущую паству, и туманные лучи, символизирующие божественную благодать, опускались на головы верующих. Лайма снова дернула веревку, и толпа на щите, возглавляемая козлоногим и рогатым фавном, возле которого стоял очередной луперк, волк-оборотень, ушла из поля зрения.
Внутри сарая было темно, сумрачно, по стенам горели факелы, бросавшие оранжевый свет на иконы и статуи Христа, Богоматери и святых апостолов. Пахло чем-то густым и терпким. Дневной свет кое-где просачивался сквозь щели в стенах, пронизывая красноватую тьму тонкими бледными лучами. В центре обширного помещения раскачивалась плотная толпа. Движения лесных казались беспорядочными, но стоило Луке присмотреться внимательнее, как ритм, обозначаемый негромкими, но въедливыми ударами барабанов, немедленно проявился.
Внезапно перед ними вырос голый по пояс человек в меховых штанах, раскрашенный белой и красной краской. Он держал чашу в одной руке и небольшую метелку в другой. Колдун тряс короткими рожками, и костяные фигурки на концах длинных шнурков, привязанных к прядям густых грязных волос, стучали друг о друга. Окунув кисточку метелки в чашу, колдун брызнул в лицо Луке остро пахнущей жидкостью, и сразу все закружилось перед глазами, грозный лик Господа на алтаре приблизился, испытывая его пламенным взором, статуи зашевелились, качнулись в ритме общего танца, и Лука вдруг обнаружил себя пляшущим среди лесных. Веревки на шее уже не было, рядом прыгала полуобнаженная Лайма, и движения ее были необычно гибкие и стремительные: по-кошачьи ловкие и по-человечьи привлекательные.
Одна из статуй Бога, ожив, поманила к себе. Подчинившись, Лука смотрел на шевелящиеся губы Господа, прогремевшие:
– Мир требует самоотречений и послушничества, и тебе придется идти этим путем; ты должен надолго стать предметом издевок и поношений…
Той частью сознания, которая еще хоть как-то контролировала реальность, Лука отдавал себе отчет, что стал элементом какой-то игры, стал фишкой, передвигаемой по доске, костью, брошенной рукой игрока, но это уже не было так важно, как прежде. Пыльные цветные лучи дневного света, пробивавшие щели сарая, пьяно-безумное роение ужасных обитателей дебрей, барабанная дробь внутри головы, реферат о строении черных дыр в центре Галактики, прочитанный недавно, хмельной и сладкий запах, как бы зависший без смысла и назначения в ямах мрака, новые попытки пленника внутри его сознания вырваться на волю, неизбежность собственной гибели и надежда на выживание – все это плыло в сознании, пока он наблюдал за перестукиванием костяных амулетов на косичках ожившего Бога, и хотя эти мысли и впечатления ничуть не были новыми или потрясающими для него, они в совокупности образовали нужную среду для последующего понимания своей судьбы, для катастрофической вспышки, впоследствии озарившей его сознание.
– …Твоя награда в том, что мечты станут твоей реальностью, впечатления мира проникнут в твое существо, которое станет ни для кого не уязвимо. Вся земля станет твоим поместьем, твоим парком, ты станешь владельцем там, где другие лишь съемщики и постояльцы. Познай себя и будешь подлинным хозяином земли, хозяином тверди небесной, хозяином воздуха!..
Слова Господа не успели замереть, осесть в ничего не понимающем сознании, как все вокруг было разорвано, разъято, расколото новыми ужасными звуками. Все кружилось, бросалось врассыпную, трудно было разобрать, что главенствовало в этой какофонии, нарушившей упорядоченность богослужения, – боль, ярость, испуг, смятение или же какое иное чувство, которое требовало немедленно восстановить нарушенный порядок.
Все прояснилось неожиданно.
Тени, метнувшиеся по сторонам и к выходу, оказались участвовавшими в богослужении лесными, сейчас в панике покидавшими временный храм. Кричали и бесновались Лайма и Лок, нашедшие выход личному безумию в яростной схватке. Клубок двух тел метался взад-вперед, и слева направо, подминая не успевших ускользнуть молящихся. Лишь музыканты продолжали наполнять зал звуками флейт и выбивать сотрясавшую полумрак барабанную дробь.
Лука, не помня себя от наполнявших душу чувств, кинулся вперед. Ему хотелось остановить эту безобразную драку, причины которой были пока недоступны его пониманию. Сам наполняясь яростью, он подскочил к визжащему клубку и, схватив безумцев за загривки, разнял их. С удивлявшей его самого силой он, кажется, приподнял обоих над полом. Может, и впрямь приподнял, потому что те еще пытались пинаться. Лука безжалостно стукнул обоих лбами друг о друга, и это подействовало: те разом притихли.
Колдун за спиной, постукивая костяными фигурками, сказал:
– Странный исход. У тебя сильный ангел-хранитель. Может быть, пилигрим прав, и тебя охраняет око Господа.
– Я не понимаю, о чем ты, – сказал Лука. – Что с этими дураками? Может быть, сломать им шеи? Разве Богу не нужна жертва?
Колдун перестал трясти головой. В наступившей тишине еще слабо звучала музыка. Колдун засмеялся. Он долго хихикал, взбрыкивая заросшими шерстью ногами и постукивая о землю козлиными копытами, – все не мог остановиться. Лука, ощущая, как начинают уставать руки, раздраженно спросил:
– Так что мне делать? Я могу сломать им шеи.
– Нет, оставь их, – возразил колдун. – Они твои товарищи. Вам сегодня вместе идти в бой.
Глава 15
Разбившись на три больших полка, войско лесных окружило город. Главарем или общим главнокомандующим неожиданно оказался знакомый Луке луперк Лок. А эльф Сэм был адъютантом оборотня.
Два полка, разбросав крылья, зашли к подножию высокого холма, мохнатая лесистая вершина которой круто уходила в небо, почти теряясь в атмосферной дымке. Лука вспомнил, как в детстве пытался взобраться на невидимую отсюда вершину, но, как и предсказывали опытные люди, неудачно. Холм представлял собой часть стены, достаточно неприступной, чтобы не заботиться об охране. Это понимали и враги, поэтому штурм предстояло вести с трех сторон.
Основной удар должен был нанести фланговый полк, в первых рядах которого стоял Лука. Ему дали меч и щит, а на тело – толстую рубашку с нашитыми твердыми пластинами, предохраняющими от ударов лезвий. Справа от него стояла пантера, по другую руку – оборотень-луперк, чем-то похожий на Лока. Этот оборотень в ожидании битвы почти превратился в волка.
Лука повернул голову и посмотрел на Лайму. Она заметила его движение и нервно улыбнулась, блеснув остренькими клыками. В ее чертах едва заметно проступало что-то кошачье, что, впрочем, совсем ее не портило. Чем ближе было время атаки, тем все более в обличьях воинов-мутантов вокруг проступало нечто звериное.
Высоко в небе, частично затмевая дневной свет, летали тучи химер и гарпий. Случайное, даже не опасное ранение в брюхо могло выпустить водород из летательных мешков химер, что заставляло их опускаться на землю и делало легкой жертвой врага. Поэтому их время наступало в разгаре битвы, когда из-за тесноты и беспорядка метать стрелы было затруднительно. Тогда приходил черед ядовитых жал химер.
Гарпии меньше боялись стрел. Они и сейчас летали пониже, наполняя пространство визгливыми и безумными воплями.
Шея затекла, Лука опустил голову. Он помнил свое прежнее отношение к летунам и понимал, что считать их товарищами стал после обряда в походной церкви. Колдун одурманил его, все в голове поменяло места, но он ничего не забыл из своей прежней жизни. Просто многое стало безразлично. Тем более что жизнь горожан, своих прежних соседей и знакомых, он и прежде никогда не ценил. Все равно чувство было странное, словно бы разом освободился от всех пут прежних законов совести и морали. Он приобрел новую
