подогнали к высокому мужчине. Что-то в нем было странное, и, присмотревшись, Лука понял что. Мужчина был результатом любви гоблина и оборотня. Скорее всего женщина-луперк родила от гоблина. Такое бывало, но, как правило, потомство оказывалось нежизнеспособным.
Только не в этом случае.
Мужчина был высок и силен. Голый торс являл взорам рабов могучие мышцы; тонкая талия говорила о ловкости, которой были лишены гоблины. Мужчина взял все лучшее от обеих рас: физическую мощь гоблинов и, по всей видимости, быстроту реакции луперков. Из одежды на нем была только набедренная повязка, а из оружия – тяжелая палка с круглым эфесом – тренировочный меч для начинающих. Обходя строй новичков, он окидывал острым взглядом опытного бойца и тренера каждого из новоприбывших. Грубое морщинистое лицо, доставшееся ему от гоблина, ничего не выражало, кроме презрения. Но когда он остановился перед Лукой, к презрению прибавилась насмешка.
Протянув руку, мужчина резко рванул рубашку Луки и разорвал ее. Вид голого торса пленника, кажется, примирил его с малым ростом горбуна. Палкой он слегка стукнул Луку по подбородку, вздернув ударом голову нового раба.
– Что за гном к нам пожаловал? – засмеялся он. Голос у него был гоблиний – густой и хриплый, словно в пустую бочку говорил. – Или у каменщиков только такие недомерки остались?
Шутка исчерпала самое себя. Сразу потеряв интерес и к теме, и к Луке, метис объявил:
– По случаю победы наших союзников-рыцарей над одной из армий Взбесившегося Юра через неделю назначен праздник Триумфа. Часть из вас будет участвовать в боях на арене. Времени делать из вас настоящих бойцов у меня нет, поэтому вы сейчас будете драться друг с другом. Победитель остается, побежденный отправится в Конвертер. Благо нам потребуется много чего, чтобы достойно встретить гостей. Все понятно?
Получилось шесть пар. Луке противника не досталось. Оттолкнув его в сторону, метис палкой выпихнул первую пару на свободную площадку. В других местах сразу послышались крики тренеров, приказывающие подопечным не отвлекаться. Двое пожилых мужчин в белой и коричневой тогах, украшенных простым орнаментом, подошли ближе. Метис, заметив их, бросил вопросительный взгляд, но старик в белой одежде кивком головы разрешил продолжать отборочные поединки.
Первыми были вынуждены сражаться каменщик и луперк. Обоим дали короткие мечи и круглые щиты. Оба не хотели драться, оба предпочли бы избежать поединка, но выхода не было. Оба стояли друг против друга, и по лицам их тек пот страха.
Первым собрался оборотень. Лука видел, как слегка выдвинулась вперед челюсть, и подкожные мышцы гладкой мускулатуры инстинктивно начали трансформацию костяка. Как всегда в эти моменты, лицо и тело оборотня выглядели устрашающе. Однако же докончить метаморфозу луперк не успел; возможно, страх помог, но каменщик неожиданно бросился вперед и нанес удар. Оборотень отбил меч, но противник, ничего, наверное, не соображавший от страха, ударил краем щита. Твердая грань тяжелого пластика рассекла лоб, и кровь стала заливать полуморду-полулицо луперка. Попытавшись оттереть глаза, тот на мгновение забыл о защите, и в следующую секунду меч человека вонзился ему в солнечное сплетение.
Сразу бросив и щит, и оружие, луперк схватился руками за лезвие, словно пытаясь удержать внутри металл и жизнь. Каменщик рванул свой меч назад, отскочил, и кровь хлынула уже волной, как ни пытался луперк удержать ее ладонями. Один из пожилых зрителей похлопал в ладоши, кто-то из тренеров, не сдержавшись, одобрительно крикнул. Тут же все снова пришло в движение, тем самым показав, что все только делали вид, что занимаются привычным делом, а не развлекаются исподтишка настоящим боем.
Метис забрал меч у победителя и палкой отогнал его в сторону. Подбежали два эльфа и гоблин. Последний за ноги потащил потерявшего сознание луперка прочь, а эльфы засыпали свежим песком испачканное кровью место арены.
Следующие бои, к немалому удовольствию пожилых начальников и продолжавших незаметно наблюдать тренеров и их подопечных, прошли с большим ожесточением. Лука вместе со всеми наблюдал за зрелищем, но ничего, кроме отвращения, не испытывал.
Хотя нет, не только отвращение. Ощущение неотвратимой опасности завладевало им. Презрительный взгляд метиса делал предчувствие близкой смерти достаточно обоснованным. Тот уже, наверное, решил отправить бесперспективного пленника в Конвертер, и Лука никак не мог придумать какого-либо способа уцелеть. Снова оставалось полагаться на случай.
Неожиданно бои закончились. Одного из трусов метис прикончил самолично и потом, поворачиваясь к пожилым, наткнулся взглядом на Луку. На мгновение нахмурившись, он тут же пришел к какому-то выводу и, как-то подобострастно подойдя к старикам, что-то шепнул. Те, посовещавшись, одобрительно закивали, и метис, сразу выпрямляясь во весь свой гигантский рост, направился к сваленному в стороне оружию, на ходу деревянным мечом указав Луке идти на арену.
Выходит, не минует и его чаша сия. Наскоро творя молитву Господу, а потом святому Сергию, гонителю ночных бесов и дикарей-мутантов, Лука тревожно оглядывался. Ничего, кроме мутной жажды крови, не видел он в глазах присутствующих. Кажется, по мнению всех, Лука был уже не человек, а сырье для Конвертера, биомасса, из которой выйдут товары и продукты, необходимые для достойной встречи рыцарей Ордена святого Людовика.
Вернулся метис. Голени он защитил блестящими поножами, а правую руку чешуйчатой броней. Луке дали один меч, не предложив щита. Зато метис остался при своем тяжелом и тупом тренировочном мече. Но и со щитом.
Когда они стали друг против друга, со всех сторон послышались смешки. Со стороны они представляли комичных противников: один – высокий, могучий, с огромными пропорциональными мышцами, а второй маленький, горбатый, уродливый. Впрочем, когда Лука сбросил мешавшую ему и недавно разорванную метисом рубашку, смешки прекратились. Зрители разглядели, что коротышка, возможно, не менее силен, чем богатырь. Только лица объединяли их: уродливые, грубоватые, но не глупые, себе на уме.
Пожав тяжелыми плечами, метис сделал шаг к противнику. Привычка ветерана заставляла его делать все так, как при настоящем бое. Остальные, зная исход представления, хотели видеть подробности того, как новичка, уже приговоренного отправиться в Конвертер, будут забивать на глазах у всех, подобно откормленному кабанчику.
Лука понимал, что его ожидает, понимал, что смерть неизбежна, и нечто сродни апатии овладело им. Согнув спину и выставив вперед меч, он ждал дальнейшего развития событий.
Метис сверху резко ударил палкой, метя в голову противника. Лука прыгнул вперед, ударом меча по защищенной латами руке отвел угрозу и тут же присел, чутьем угадав следующее движение врага: тот наотмашь бросил край щита в лицо жертве – и не попал.
Отскочив, оба с удивлением уставились друг на друга. Метис не понимал, почему ни один из его ударов не достиг цели, Лука в свою очередь поражался тому, что еще жив. Он чувствовал то, что видели и знали другие: движения метиса были настолько быстры, что уберечься от них было почти невозможно.
Но ему, Луке, как-то удалось.
Все уже откровенно побросали свои занятия и, образовав круг, следили за поединком. Метис повторил нападение. Лука, уйдя вперед и влево, схватил рукой палку врага, потянул на себя и – не мечом, а локтем – ударил противника в лицо.
Вдруг уверовав в себя, он оставил мысли о смерти. Сейчас ему хотелось выжить, выйти из этой передряги с наименьшими потерями.
Метис поднялся с разбитым лицом и бешенством в глазах. Возобновив нападение, он старался бить наверняка, однако решение взять тренировочное оружие сыграло с ним шутку. Мало того что не удавалось толком попасть в этого увертливого пленника, но и случайно задевая того, он не мог нанести серьезного ранения.
Было от чего прийти в ярость.
Сейчас он уже не мог взять настоящее оружие. Будучи здесь, в Новом Риме, одним из рабов уже по рождению и навсегда обреченный оставаться таковым, он не мог, не роняя себя, показать слабость. Сейчас взять боевое оружие означало признать свое неумение и трусость. Раз сдавшийся публично мог в любой момент ожидать удара в спину. Не только выбором хозяев держался его авторитет: обреченные на смерть не так уж ценили свою жизнь. А уж тем более жизнь другого.
Так что действительно было от чего прийти в ярость.
