подружку, тут же сообщила отцу, тот поспешил в епископат.
Лука не был на площади, когда совершалось Очищение, но наблюдал с ближайшей крыши. Он до сих пор помнил глаза той девочки – беспокойно, испуганно и с надеждой пытавшиеся поймать взгляды взрослых, внезапно ставших такими враждебными, чужими и сердитыми. И еще одно: от волнения и испуга Анна выпустила свои коготки, оцарапав державшего ее священника. И тот, отдернув руку, с торжеством потрясал ею, демонстрируя выступившие, но невидимые издали Луке капельки крови.
Лепестковая мембрана Поглотителя закрылась, народ стал петь священные гимны, а он, Лука, машинально подтягивая, вдруг понял, что теперь, после ухода матери, удушенной мокрецом, защитить его самого не пожелает никто, обрати какой-нибудь брат во Христе внимание на его уродства.
Его опасения оказались не напрасными. Кто первый начал, уже не имело значения. Но очень быстро многие, очень многие стали говорить о нем как о растущей угрозе. Ничего конкретного никто не мог сказать, но от этого его вина как-то быстро стала всем очевидна. Лука, несмотря на свой юный возраст, хорошо знал, чем кончаются такого рода разговоры, и уже готовился к неизбежному. Спас его епископ, неожиданно вставший на его защиту. С тех самых пор Лука служил только ему, каждый день перенося порку теми же самыми прутьями, которые сам и приносил от лесных. Епископ, наказывая грешника, трудился не только во славу Божию – кажется, он получал от этого удовольствие. Впрочем, далеко не заходил, держал себя в рамках, и Луку это устраивало: он хотел жить.
Людей нельзя было сильно винить. Во всем мире после нескольких столетий повсеместных войн и вакханалии мутационной пандемии, запущенной безумными генетиками, людей становилось все меньше, люди рассредоточились по изолированным островкам, окруженным клокочущей массой лесных, в любой момент ожидая нового нападения, резни, а то еще хуже – появления среди своих новых мутантов, а значит, естественных союзников ненавидящих людей уродов. Выжить помогала Вера. Вера и Святая Инквизиция. Христос, принесший себя в жертву ради чистоты не только духа, но и тела, давал людям Надежду и Путь.
Но и людям надо было отдать должное. И не только членам Братства святого Матвея. Святые рыцари из Братства святого Людовика, а также особенно ненавидимый лесными свободный город римлян славились своей непримиримостью к врагам. Неоправданной жестокости было достаточно с обеих сторон. По мере продолжения войн жестокость лесных и людей все возрастала, она стала нормой, образом жизни, и отправка в Поглотитель была еще гуманным исходом. Пришло время, когда любые отличия от нормы пугали, и чтобы сохранить себя и близких, люди были готовы на все. Лишь обоюдной усталостью сторон можно было объяснить то, что последние десять лет не наблюдалось масштабных сражений в этой части Земли.
Существовали предания, что порядок на Земле пришел после появления легендарного Хозяина. Именно он вернул всем Веру, заставил вновь поверить в Христа. И люди, и лесные признавали его тайную власть, несмотря на то, что никто, кажется, не мог похвастаться тем, что видел его живым. Также говорили, что Хозяин, пользуясь машинами древних, мог возрождаться в любом человеке, тайно живя среди других. После естественной смерти последнего сознание Хозяина возвращалось в тайную резиденцию, а затем цикл повторялся. То есть Хозяин был бессмертен и знал все о всех изнутри, не нуждаясь в посредниках- информаторах.
Но все это имело мало отношения к реальной жизни, наполненной трудом, страхами и надеждами.
Последнее время доходили тревожные слухи, что лесные воспользовались мирной отсрочкой для подготовки к глобальной войне с людьми. Не верить этим слухам было нельзя. Лука, бывший часто свидетелем разговоров епископа с гостями города и членами Святой Инквизиции, знал, что римляне и Орден рыцарей, дабы опередить лесных, уже проводили переговоры для объединения сил в карательной войне. Тем более что где-то в лесах уже несколько лет появился и стал объединять мутантов какой-то новый вождь по имени Бешеный Юр, вознамерившийся искоренить род людской.
Закончив подметать двор, Лука прошел в зал заседаний Суда. Встречные братья проходили мимо так, словно бы он не существовал. И не потому, что заметили наконец его горб, а также цвет его волос и глаз, начав глухо перерабатывать враждебную информацию. Нет, все дело было в давней привычке. С той канувшей в Лету казни Лука, испытав внезапный ужас, замкнулся, прекратил отвечать на обращения людей и, кажется, впрямь разучился слышать других. От него отстали, привыкнув к его глухоте, пусть и мнимой. Лука сделал выводы и действительно превратился в глухонемого, замкнулся, словно орех в скорлупе, живя в собственном, по-своему полном мире.
Тетка, у которой он проживал, его ненавидела, считая – совершенно нелогично, конечно, – что причиной смерти сестры был он, Лука, сын незнакомца, обольстившего невинную девушку Алису.
Да, мать Луки звали Алиса. Она была обычной девушкой, как все, ничем не отличаясь от других. Но однажды ее поманил неведомый свет. Он сиял за пределами городских стен, на склоне холма, в пещере, которой прежде не было. Никто, кроме Алисы, не видел этот свет. И он звал. Она не стала противиться и пошла к нему. И ходила еще три месяца, пока незнакомец, который ждал ее каждую ночь, не исчез вместе с пещерой.
По рассказам матери, которые он помнил все до единого, Лука в самом деле был похож на того таинственного человека, от которого он и получил в наследство необычный цвет волос и глаз. Только тот был высок, строен и красив. Строен и красив, как бог. О, мать много рассказывала Луке об отце, и с течением времени его представление об этом неизвестном и таинственном путнике преобразилось, тот представал в его воображении великаном, гигантом духа, силы и веры.
Да, он был богом. Только неизвестно: богом Света или Тьмы?
Мать говорила, что Света.
Где можно было провести грань между фантазией матери и действительностью, Лука не знал. Может быть, все было выдумкой, но, по правде сказать, Лука верил, что его отец и впрямь был потомком тех древних титанов, что управляли миром до мутационной революции, когда мир рухнул в бездну, все углубляющуюся до сих пор. Он также верил легендам, что таинственный и бессмертный Хозяин, ставший единоправным властителем Земли после Великой Смуты, иногда тайно пребывает среди своих подданных, оставляя, подобно древним небожителям, то тут, то там своих потомков. Многие считали, что не все погибли в Смутных войнах, кто-то из прежних, также обладающий если не бессмертием, то хотя бы библейским долголетием, должен был выжить. Если это и было так, то как один из них попал сюда, с какой целью посетил их город, осталось тайной.
А мать во время тех тайных свиданий не спрашивала.
Все-таки Лука верил, что он не такой, как все. Даже его внешность подтверждала его веру. Он думал, что когда-нибудь явится посланец бога-отца, уберет ему горб и превратит в прекрасного принца. Вспомнив сегодняшнее свидание с пилигримом, тайным слугой неведомых сил, Лука задумался. Он не знал, тревожиться ли ему, или верить в исполнение тайной мечты.
Несколько оживленно беседующих священников прошли через зал к выходу. Один из них, брат Захарий, едва не наткнулся на Луку. Он недоуменно посмотрел на возникшее перед ним препятствие, узнал Луку и, поморщившись, отвесил уборщику подзатыльник. Затем поспешил догонять братьев. Лука продолжал уборку зала заседаний.
Зал представлял собой круглое помещение, в средней части которого по должностному ранжиру выстроились кресла членов Суда (председательское кресло, конечно, возвышалось над всеми прочими), а вокруг амфитеатром располагались скамейки зрителей.
Само здание было старинным и, как и все дома в городе, возведено еще до Великой Смуты. Раньше Лука предполагал, что панели, паркет и сами кресла были сделаны из дерева, но однажды, исследуя обломок стула, найденный в библиотеке и потому не отправленный в Поглотитель, он убедился, что сырьем для мебели служил иной материал – очень прочный, однородный и негорючий. Скорее всего один из видов пластмассы.
Между тем люди прибывали. Братья возвращались от городских стен. Чтобы снова не столкнуться с теми, кто проходил сквозь зал Суда, Лука, продолжая двигать метлой, отошел к задним рядам. В воздухе явно чувствовалось напряжение. И хоть народа в здании было даже меньше, чем обычно – что объяснялось, разумеется, военной демонстрацией лесных, – нервозность ощущалась физически. Луке внезапно показалось очень глупым продолжать никому не нужное сейчас занятие: выметать и без того не очень-то грязный пол. Вспомнив о библиотеке, он решил сходить туда.
