забарабанили о стены коридора.
– Нет, это сногсшибательно! Каждому из вас можно хоть сейчас выдавать «Оскар»! – воскликнул он. – Такое ведь даже самые профессиональные актеры не сыграют! – Петровский скривил серьезную физию и сипло задразнился: – «Профессор, вы можете идти?» – «Да-да, конечно, не будете ли вы столь любезны подать мне руку...» – «Несомненно, профессор! Это не составит мне труда...»
– Ты чего распоясался? – сердито глянул на него Павел Сергеевич.
– Я без сарказма и бравады! – не унимался Андрон, нежно поглаживая фингал. – Это ведь потрясающий отпечаток профессии. Сами подумайте: человек находится черт-те где, он изможден, практически размазан обстоятельствами по изнанке тонким слоем, но эта социальная скотина даже в таком положении любезничает... – Петровский показал крепкие зубы и сказал с гнусным южным прононсом: – «Вы не против, если я вам забью табуретную ножку в жопу?..»
– Сорвало? – поинтересовался Валера, вставая и расправляя хламиду.
Андрон легкомысленно пожал накачанными плечами:
– Сорвало.
– Ясно.
Таусонский исподлобья посмотрел на малость сконфузившегося Петровского. Спросил:
– Закончил?
– Вроде бы.
– Вот и ладушки. Отдохнули, так-сяк. Выдвигаемся дальше...
По этому широкому коридору, пол которого еле заметно шел под уклон, шагать было одним удовольствием. Если бы еще где-нибудь отыскать воду... Местами тоннель как бы расширялся, образуя подобие комнаты. И в просторных сферических «карманах» попадались порой странные вещи.
Стены и своды одного из таких расширений были усыпаны какими-то черными кристаллами величиной с грецкий орех. Они свисали буквально гроздьями, и тусклый свет отражался в мутных гранях. Когда путники зашли в это помещение, им показалось, что кристаллы движутся, но это была иллюзия. На самом деле все оказалось куда необычней: некоторые из образований ни с того ни с сего пропадали... Таяли, теряя очертания, и исчезали. Жутковато было смотреть на гроздь кристаллов, которая висела в воздухе. Аракелян провел над одной из них рукой и... подрагивающие волосатые пальцы не встретили преграды. Бр-р-р...
В следующем «кармане», на полу, они обнаружили объемный ворох сопревшего тряпья. Когда Андрон, зажав нос от нестерпимой вони, проходил мимо этой груды, из тлена выскочил какой-то жук – а может, маленький механизм – и с верещанием унесся прочь. Несмотря на легкое заикание, Петровский после этого матерился на протяжении нескольких минут...
– Что там впереди? Еще одна комната? – спросил Альберт Агабекович, прищурившись.
– Ага, – откликнулся Валера. – Андрюша, готовься – сколопендры-убийцы ждут тебя.
– Ха-ха, – с расстановкой произнес Петровский.
– Вам не кажется, что там гораздо светлее, чем должно быть? – Таусонский замедлил шаг.
В «кармане» действительно было светло. И в первый момент никто не понял, откуда исходят голубоватые лучи, бьющие в глаза. Валера прикрыл забинтованными руками лицо и неожиданно почувствовал, как по локтям побежали мурашки.
– Что за хрен? – возмутился было он.
Свет стал еще ярче, послышалось гудение и потрескивание. Сгусток чего-то насыщенного колоссальной энергией с шумом переместился правее. Завис. Резко запахло озоном, волосы на темечке зашевелились.
– Не двигаться, – страшным шепотом произнес профессор.
Все послушно замерли, щурясь и пытаясь сфокусировать взгляд на световом пятне. В отношении всяких замудренных и непонятных штучек авторитет был на стороне Аракеляна.
– Если б не находились в изнанке, я бы сказал, что это невозможно при таких окружающих условиях, как здесь, – тихо проговорил он. – Никогда в жизни не видел ее...
Таусонский предупредительно кхыкнул и уже открыл рот, чтобы по субкортикальной привычке разведчика выяснить детали, но Альберт Агабекович быстро прошептал:
– Тихо. Не бесите ее.
На какой-то миг Валере показалось, что профессор тронулся умом. Андрон еле слышно спросил:
– Кого... «ее»?
– Шаровую молнию.
Вот после этих слов все на время забыли, как дышать. Каждому ребенку уважающие себя родители просто обязаны внушить суеверный ужас касательно шаровых молний, чтобы не вздумал открывать форточки и приближаться к электрическим розеткам во время грозы. Этот ужас перед летающим сгустком энергии невообразимой мощности так и передается из поколения в поколение, хотя вживую такое редчайшее явление природы видели единицы.
Присмотревшись, Рысцов сумел различить сферический контур молнии, похожий на абрис солнца, если смотреть на него через темное стекло. Шарик с гудением облетел его по окружности, неторопливо, иногда останавливаясь, будто нарочно испытывая нервы на прочность и парализуя тело. Потом он подобрался практически к самому носу Петровского и завис возле него сантиметрах в тридцати. Валера впервые увидел, как на голове у человека волосы встают дыбом. Причем от произведения двух причин: бешеной статики и дикого страха. И это учитывая факт, что стрижка у гения freak-режиссуры была короткая.
Наконец шаровой молнии надоело истязать неподвижных людей – правильно, какой интерес забавляться с белковыми изваяниями, впавшими в глубокий ступор... Она, потрескивая, отлетела сначала на несколько метров, а через полминуты и вовсе скрылась в коридоре. К счастью, в том направлении, откуда они пришли.
– К-кажется, я обделался... – пролепетал Андрон, моргнув здоровым глазом. – По-маленькому...
– Уже можно двигаться? – спросил Валера.
– Да, она, наверное, уже далеко, – ответил Аракелян.
И тут из коридора донесся оглушительный звук взрыва. Все подскочили чуть ли не на полметра. Снова запахло озоном.
– Разрядилась, – ошалело произнес профессор спустя пять долгих секунд.
– Почему все на меня бросаются?! – заорал Петровский, начиная ходить кругами. – То сверчок какой-то железный, то это... дерьмо огненное.
– Ты большой, – попытался разрядить обстановку подпол.
– Ты тоже большой! – взревел Андрон. – Мракобесие! Приперлись хрен знает куда!..
Он спускал пар еще минуты две, после чего резко заткнулся и угрюмо засопел.
– Ну и что, лакмус? – устало выдохнул Таусонский. – Сколько нам еще идти, так-сяк?
– А это смотря куда.
– То есть как... «куда»?..
Валера озадаченно потрогал свои губы. Это не он ответил! И голос какой-то писклявый...
Обернулись все разом.
В проходе, облокотившись о стену, стоял мужичок. Из одежды на нем были только добротные ботинки, кажется, сделанные из грубой кожи, и пластинчатые штаны, каждая чешуйка которых каким-то образом цеплялась за соседнюю. Грудь тощая, усеянная редкими длинными волосками, дуги ключиц сильно выпирают, плечи угловатые. Черт заросшего бородой лица не разглядеть.
В руке мужичка подрагивал бурдюк с жидкостью. На ногах он держался из последних сил, ибо был мертвецки пьян.
– Ты кто? – озадаченно спросил подполковник.
– Ну и вырядились... – хмыкнул мужичок и мелко закряхтел. Не сразу стало понятно, что он смеется. – А у тебя что на макушке? Треуголка из карты метро? Ой, не могу больше...
Рысцов смущенно снял головной убор и с изумлением воззрился, как мужичок сполз по стене и затрясся от хохота. По «карману» неумолимо распространялся едкий запах алкоголя.
– Псих какой-то, – почти про себя прошептал Аракелян. – Откуда он здесь?
– Ты кто такой? – сурово повторил Павел Сергеевич, сдвинув брови.
Мужичок резко перестал кряхтеть и повернул лохматую голову:
