службами Сети.
«Дорогой Юджин.
Представитель охранной фирмы сообщил мне, что ты отказался от их услуг. Я встревожена. Надеюсь, ты не счел мое участие оскорбительным или недостойным настоящего мужчины. Каким я тебя искренне считаю. Рада, что ты смог избавиться от шавок нашего попутчика. У меня душа была не на месте, когда представляла, что они с тобой могли сделать. С трудом смогла найти твои следы. Должна сказать, что «Криэйшн корп», куда ты завербовался, имеет дурную репутацию. Туда идут работать те, кого больше нигде не принимают. И там всегда не хватает людей. Надеюсь, тебе не нужно объяснять — почему. Если хочешь выбраться из этого гадюшника — пожалуйста, сообщи мне. Поверь, я очень хочу помочь тебе. Буду рада, если сможешь ответить. Очень хочу тебя увидеть. Мы так неожиданно расстались тогда. Адрес, который ты видишь, — мой персональный коммуникатор, канал защищен.
Обнимаю,
Мишель.»
Вот так. Ни больше, ни меньше. Баронесса Радецки фон Роденштейн. Собственной персоной. Сон сразу как рукой сняло. Влезаю в старый технический комбез. Удобен он, будто вторая кожа. Как привычные домашние шлепанцы. Иду в кают-компанию. Выпить кофе. Отсек пуст. Тихо гудит вентиляция. Пахнет оладьями. Стюард Павел устало улыбается мне из-за стойки раздачи. Только что присел. Очередная смена пилотов едва убралась прочь, и парень приходит в себя. Весь персонал «Будущего Земли» вкалывает на износ, по четырнадцать — шестнадцать часов в сутки. Диспетчеры, техники, медики, пожарные, палубные команды, машинное, электромеханическая часть. Стюарды не исключение. Машу ему рукой. Типа, сиди, я сам обслужусь. Негоже лишать парня законного пятиминутного перекура. Пускай в себя придет. Вот-вот смена вахты, и снова ему порхать, разнося еду и убирая со столов.
Нацеживаю из кофейного автомата большущую кружку капучино. Выбираю рогалик похрустящей. Медленно прихлебываю, отщипывая от него по кусочку. Мишель, Мишель… Что ж ты со мной делаешь, госпожа баронесса? Какое тебе дело до полузнакомого недоумка, случайного попутчика? Внутри щемит. Кружка греет ладони. Триста двадцатый примолк. Затаился в ожидании. «Такие вот дела, дружище», — говорю ему.
— Э-э-э… Юджин?
Поднимаю глаза. Павел стоит, смущенно улыбаясь.
— Что, Павел?
— Тебе когда лететь?
— В восемь. А что?
— У меня коньяк припрятан. Хочешь пару ложек в кофе? — говорит он, переходя на шепот.
— Давай, — легко соглашаюсь я.
Павел исчезает и приносит маленькую бутылочку с белой наклейкой «Уксусная кислота». «Для конспирации», — поясняет стюард. Плещет чуть-чуть в мою кружку.
— Спасибо, — говорю я.
— Да, чего там. Всегда пожалуйста. Будет надо — не стесняйся.
Спохватываюсь.
— Это дорого, наверное. Сколько я должен?
— Да брось, это подарок. Для своих, — он широко улыбается.
Его улыбка выдает возраст. Когда он так улыбается, видно, что он вовсе не тот парень средних лет, каким кажется издалека. Внезапно думаю, что ему тоже несладко. И одиноко. Иначе с каких коврижек он бы тут оказался? И улыбаюсь ему в ответ.
— Если играешь в шахматы, забегай в Два-ноль-восемь, на четырнадцатой. Мы там иногда собираемся.
— Что это — Два-ноль-восемь?
— Что-то типа клуба. Играем в шахматы. Треплемся. Танцуем. Даже поем иногда. Там нормальные парни собираются. Синюков нет. Им с нами неинтересно. Они по углам дурь нюхают. И женщин тоже много приходит.
— Женщин?
— Ну да. Мы ведь тут не монахи, — снова улыбается он. — Да и им где-то надо дать с собой познакомиться. Чтоб все пристойно было.
— Здорово, — отвечаю я. — Я думал, женщины тут — не подходи укушу.
— Да нет. Разные есть. Некоторые и вовсе того. Шлюхи, в общем. Есть те, что даже за деньги. Только чтобы начальство не знало. Есть хорошие. Среди спецов дур мало, ты же знаешь. Правда, они с пилотами не слишком корешиться любят. Только познакомишься, во вкус войдешь, а он раз, и тю-тю…
Я смотрю на него озадаченно. Надо же: пилоты и — черная каста. Все наоборот, не как на службе. Павел истолковывает мой взгляд по-своему. Смущается. Начинает оправдываться.
— Я не то хотел сказать, — бормочет он. — Ну, просто бывает так… Ну… с заданий часто не возвращаются… Извини, в общем…
— Да ладно, дело житейское, — прерываю его сбивчивый говорок.
И впрямь — не надо быть шибко умным, чтобы увидеть, как тут дела обстоят. Не зря же столько охраны на борту. Нас было человек тридцать пять. Наверное, примерно столько прибыло и в прошлый раз. Осталось пятнадцать. Расход — один-два пилота в неделю. Потому они и в дефиците. С машинами проще. Ченг говорит, что половина трюмов забита законсервированными «птичками». Видимо, «Криэйшн» их оптом закупила. На вес.
Допиваю свой кофе. Мишель, как заноза, сидит внутри. И никак до нее не добраться. И понять не могу, чего я так взвинчен. Простая попутчица. Взбалмошная аристократка. И вспоминаю ее теплые мягкие губы. Ее возбужденный смех в казино. Крохотную морщинку на гладком лбу. Темно-серые глаза, что видят тебя насквозь. Внезапно решаюсь. Вот возьму да и напишу ей. Почему нет? Что мне за это будет? Что с того, что она обедает с президентами, а муж ее — крутая шишка? Я мужчина. Мужчине страх не к лицу. И, черт меня подери, почему я боюсь себе признаться в том, что хочу ее видеть?
Кают-компания постепенно наполняется. Усталые люди, сменившиеся с вахты, волокут ноги по палубе. Отрывисто переговариваются, заказывая еду. У многих глаза слипаются. Ужинать — и спать. Сон тут такая же ходовая валюта, как и на самой настоящей войне. Всегда в дефиците. Павел носится между столиками, как ракета. Киваю ему на прощание. Он в ответ улыбается на бегу.
Потом долго лежу на узкой шконке, укутавшись в одеяло. Тихонько слушаю ребят под названием «Энималз». «Звери», — перевел это слово Триста двадцатый. Странное название. Люди тогда сходили с ума от ложного чувства свободы. В каюте прохладно. Климатические системы, давно выработавшие ресурс, барахлят без должного ухода. Сон не идет. Я думаю о том, что напишу Мишель. В голове теснятся всякие глупости. Возьму вот и напишу про то, как мы тут воюем. Ей, наверное, будет интересно. Да и цензуры особой тут быть не должно. Все же не настоящая война. Дотягиваюсь до стенного рундука. Проверяю — на месте моя многострадальная коробочка. Как ни странно, тут я беспокоюсь о ее сохранности меньше, чем на роскошном лайнере. Мои товарищи-синюки оказались порядочнее всяких расфуфыренных банкиров да промышленников. Менее любопытными — уж точно.
Триста двадцатый интересуется, не помочь ли мне заснуть.
«Тебе надо выспаться перед полетом. Твое тело испытывает большие нагрузки и не успевает восстановиться», — важно сообщает он.
«Да ладно тебе, зануда», — улыбаюсь я. И сон опускается сверху черным звездным одеялом.
Глава 47
ОТСЕК ДВА-НОЛЬ-ВОСЕМЬ
Вчера мы прощались с наставниками. Все они отработали контракты. Никто не согласился продлить. Кроме Кузнечика. Крепкого седого парня со странным именем Збигнер. Он тут дольше всех. Этот контракт у него будет четвертым по счету. Все говорят, что Збиг чокнутый. Играет в русскую рулетку. А по мне, так ему
