Савитра? Может быть, Юккула или влюбленный в нее паренек? А может, принцесса Мерлью? Но остановиться и развеять опасений не мог.
Вернулся сытый и довольный Шабр, не проронив ни слова, опять втиснулся между Нефтис и правителем, неторопливо затрусил вперед. Сознание его было пусто и спокойно. Восьмилапый ни о чем не думал.
– Ты решил перейти к двуногим, Шабр? – вежливо поинтересовался Найл.
– Не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось. А заодно охочусь. Надеюсь, это не обижает тебя, Посланник Богини?
– Ты хочешь сказать, что защищаешь нас с Нефтис от нападений стрекоз?
– Да, Посланник Богини. Дело в том, что люди совершенно не приспособлены для ловли летающих животных. – Получив возможность порассуждать на любимую тему, паук заметно оживился. – Ваши глаза предназначены смотреть вперед или вниз и даже расположены глубоко в черепе, прикрытые сверху надбровными дугами. Больше того, инстинктивно вы никогда не смотрите вверх и не замечаете исходящей сверху опасности. Когда смертоносец охотится на человека, ему достаточно подняться на уровень… – Тут паук замолк, поняв, что сболтнул лишнее, немного выждал и вкрадчиво спросил: – Ты не обиделся, Посланник Богини?
– Скажи, а другие пауки тоже способны защитить людей? – Правителя куда больше интересовало настоящее, а не прошлое.
– Они поохотятся с большим удовольствием. Для нас это совсем нетрудно.
– Но почему вы этого не делаете?!
– Так ведь ты не разрешал этого никому, кроме меня, Посланник Богини. Ты приказал мне защищать Нефтис. И больше никому и ничего. Дравиг никогда не позволит себе изменить твоих приказов.
В словах Шабра явно звучало ехидство. Но к кому оно относилось – к Дравигу, слишком буквально воспринявшему указание, или к правителю, не подумавшему ни о ком, кроме начальницы своей стражи, Найл разбираться не стал. Куда важнее исправить положение, пока не стало слишком поздно.
Спустя несколько минут колонны двуногих и восьмилапых перемешались, став единым целым. И хотя пауки и люди относились друг к другу с некоторой настороженностью, пользу перестроение принесло всем, причем немедленно: первой добычи крылатым хищникам хватило ненадолго, они снова бросились в атаку… Через минуту почти каждый из пауков обрел свой обед.
Найл ощутил, как разом спало среди путешественников напряжение: люди перестали ежеминутно ожидать гибели, а смертоносцы немного подкрепились. Правда, от дневного привала пришлось отказаться – крылатые твари все равно не дадут ни водорослей собрать, ни к воде спуститься, ни хоть ненадолго отойти в сторонку. Впрочем, теперь походная колонна двигалась неторопливо, и от усталости никто не падал.
С приходом сумерек стрекозы исчезли. Двуногие и восьмилапые опять разошлись на две группы – смертоносцы окружили своих паучих, а люди спустились к воде.
Правитель торопливо прошел до конца колонны, выискивая глазами знакомые лица. Вроде все живы. На душе стало немного легче, отчего Найл ощутил укол совести – ведь все равно погибло много людей, и каждый из съеденных был чьим-то другом, чьим-то любимым. Точнее, чьей-то, ведь абсолютное большинство путников – женщины.
– Ты доволен, Найл? – услышал правитель хмурый вопрос Симеона. – На сегодня нас осталось ровно половина. Хотя «неголосующих граждан» ты наверняка не считал. Тогда получается, сгинул почти каждый третий. Нужно было тащиться в такую даль, чтобы принять смерть? Ты мог попросить смертоносцев перебить нас прямо в городе.
– Смертей больше не будет, Симеон. – Правитель подошел к коляске, в которой сидел медик, положил руку на поручни. – Теперь мы пойдем в смешанном строю, и пауки не позволят стрекозам…
– Кого ты хочешь обмануть, Найл? – перебил медик, поморщившись, расправил плечи, встал, спустился на горячий песок. – Ведь мы приближаемся к Дельте.
– Ну и что? – пожал плечами правитель. – У нас вдосталь воды и пищи, мы можем никуда не торопиться и набраться сил. В конце концов, мы с тобой уже бывали в гостях у Великой Богини и остались целы и невредимы.
– Невредимы остались только мы – двое из семерых, Найл, и только благодаря тому, что у нас были жнецы. А чем ты собираешься отбиваться сейчас? – Симеон привстал на цыпочки и позвал: – Савитра! Подай мой нож.
Через минуту молоденькая девчушка в темной тунике прибежала с большим мачете в руках. Лицо ее показалось Найлу знакомым.
– Надеюсь, Симеон, из твоих попутчиц никто не пострадал? – спросил он медика.
– Понесло же меня… – буркнул, подпоясываясь, тот. – Как я только мог поверить Мерлью? По мозгам и наука.
Из тяжелых мыслей медика Найл понял, что две из пяти отправившихся с ним девушек остались лежать в песках. А еще узнал, чем сманила принцесса Симеона.
Она обещала ему бессмертие!
В компании бунтовщиков, устроивших смертоносцам несколько кровавых дней, Симеон оказался самым старшим. Штатному медику слуг бомбардиров уже тогда перевалило за тридцать, и за глаза все звали его стариком. В прошедшем году Симеон, принявший на себя руководство детским островом, справившийся с эпидемией и организовавший обучение молоденьких девчушек своим премудростям, буквально высох, пожелтел, однако хорошо ощущаемая Найлом жизненная энергия била в нем через край. Казалось, ночи, проводимые за книгами, беготня по городу в поисках заболевших, изготовление лекарств не утомляли, а, наоборот, напитывали его силами. Как же он мог купиться на столь дешевую приманку? Бессмертие… Его не смогли добиться даже улетевшие к звездам предки, бывшие на вершине человеческого могущества.
А впрочем, принцесса иногда бывает чертовски убедительна…
– Простите, господин мой, надеюсь вы не обиделись на моего учителя?
