– Да, Посланник Богини.
На душе немного полегчало. Исчезновение незнакомых людей и пауков переносится не так остро, хотя и не становится от этого менее трагичным.
– Ты хотел попытаться заговорить с Великой Богиней? – переспросил Дравиг.
– Да, – согласился правитель. – Сейчас я подойду к опушке леса и сделаю новую попытку.
Однако, прежде чем выполнить свое намерение, Найл нашел принцессу и шепотом попросил отыскать охранниц, помогавших вчера носить смертоносцев, и узнать, сколько восьмилапых осталось за пределами паутины на ночь.
Место, где остановился правитель, назвать опушкой можно было лишь с большим трудом. Просто деревья здесь стояли пореже, а кусты с желтыми плодами – почаще, так что пробраться дальше при всем желании казалось невозможным. Правда, за редкими стволами уже ясно различались густые тростниковые заросли у подножия холма, скалистый пригорок немного впереди, высокое обрывистое плато с водопадом километрах в двадцати справа. Великую Богиню скрывал от Найла еще один холм, а все остальное пространство покрывала сочно-зеленая растительность. Между пригорком и холмом сквозь зелень проблескивала вода, и правитель заподозрил там болото или мелкое озеро. И то и другое для восьмилапых хуже смерти. Впрочем, насколько помнил Найл, в Дельте воды избыток, куда ни ткнись – везде хлюпает.
– Ты готов, Посланник Богини? – Старый паук не просто мысленно связался с правителем, а лично явился на край леса и встал рядом.
– Да, Дравиг, я готов… – Найл опустился на колени и закрыл глаза.
Лес темных летунов представился ему теперь серой однородной массой, под которой ярко просвечивали ауры путников, так и не слившиеся, увы, в единое целое. Вокруг занятого лагерем холма расходились радужные круги. Кое-где светились пятна существ, обладающих достаточно мощной энергетикой, но в большинстве своем вокруг логовища вампиров водилась только мелочь, индивидуальные ауры которой сливались в единую радугу.
Найл успел мысленно совместить часть ярких пятен с тем участком, где поблескивала под зеленью вода, запомнить, что там, в таинственных омутах, водятся крупные твари, – как вдруг границы видимости скачком раздвинулись далеко в стороны.
На этот раз правитель был готов к поддержке пауков и ничуть не испугался. Скорее, наоборот – обострившееся до невероятности зрение и осветившиеся бескрайние просторы вызвали восхищение и восторг. Найлу даже показалось, будто там, в бесконечности, за болотами и холмами, за узкой полоской пляжа, он увидел среди сонных серых волн корабли. Правда, только пять… Но это было слишком далеко.
Усилием воли правитель подтянул ясно видимые просторы по бокам ближе к себе и выстелил этой ясностью дорогу вперед, открыв широкую полосу от себя к Богине. Против такой концентрированной ментальной мощи не могли устоять никакие расстояния, и Найл увидел ее. Огромная полусфера желтого и яркого, словно утреннее солнце, света, а в центре – размером с гору – ровная и гладкая, с высокой молодой ботвой вместо сожженной много лет назад ударом молнии, росла она.
Великая Богиня Дельты.
Найл попытался услышать ее, но под куполом света отозвалась пустота. Тогда правитель попробовал воззвать к ней, но Богиня не откликнулась. Она царила там, за холмами, на берегу реки, монументальная и неприступная.
Мир вокруг обрушился на правителя, сжался в единую точку, и Найл открыл глаза. Над холмом, что прямо перед ним, с громким жужжанием носились вспугнутые мухи и светлые мотыльки.
Рассказывать Дравигу о том, что произошло, не имело смысла – старый смертоносец принимал участие в попытке контакта как частица разума Посланника Богини.
– Но почему? – спросил паук.
– Не знаю, – пожал плечами Найл. – Великая Богиня излучает слишком много энергии. Она питает жизненной силой все живое на тысячи километров вокруг. Наверное, этот поток настолько мощен, что просто глушит наши «слова». Она нас не слышит.
– Мы должны подойти ближе?
– Да.
Излишне прямолинейный смертоносец воспринял ответ правителя как руководство к действию и, прежде чем Найл успел его остановить, сделал шаг вперед. Ветви взметнулись, со свистом разрезав воздух, и в переднюю лапу вонзилось несколько шипов. Паук шарахнулся назад, выстрелив коротким мысленным залпом того, что на человеческом языке считалось бы проклятиями, и в это мимолетное мгновение Найл впервые осознал причины ненависти смертоносцев к двуногим.
Пауки, обладающие немалым преимуществом в силе, в терпении, в разуме, имеющие в своем распоряжении почти овеществленную волю и парализующий яд, относились к людям примерно так же, как сейчас к кустарнику – как к чему-то тихому и безобидному. Разве нужно бояться безвольных, мягких, медлительных и одновременно нервных, дерганых существ? Однако у людей, как и у кустов, оказались шипы. Ненависть пауков к двуногим вызывалась чувством несправедливости, бессилия перед этой несправедливостью. Они, высшие существа, были вынуждены бояться каких-то примитивных созданий!
За несколько веков смертоносцам удалось «вырвать шипы» двуногим и превратить их в то, чем они должны были быть, – в покорных домашних животных. Вот только безопасные смиренные рабы стали вырождаться в бесполезных уродов, и паукам пришлось прилагать немало сил для поддержания «чистоты породы». В конце концов Смертоносец-Повелитель даже предоставил племени слуг формальную свободу и равноправие, лишь бы те не превратились в никому не нужных выродков.
Дравиг не вспоминал всего этого прямо. Просто подлое и неожиданное нападение кустарника вызвало у него цепь достаточно ясных ассоциаций.
– Люди были достойными противниками, – внезапно заявил смертоносец, который продолжал находиться в мысленном контакте с правителем. – Победами над вами можно гордиться. Жуки сильнее двуногих, но они трусливы и отказались от честной борьбы.
– Насколько я помню, – заметил Найл, – даже Смертоносец-Повелитель всегда полагался на честность
