Она прибегала к ней в тех случаях, когда могла заставить его поступить по-иному, чем хотел король, правда, лишь в довольно мелких делах.
Искала она и встреч с Йоном-священником, беседовала с ним. Мессы она посещала чаще, пытаясь обрести то счастье веры во Христа, о котором ей говорил Энунд. Но оно к ней не приходило. Даже вечерняя трапеза не приносила ей спокойствия.
Она спросила об этом Йона.
— Важно, что ты приходишь к Богу, — ответил он. — Тебе лишь нужно следовать правилам, которые предписывает церковь, и на тебя снизойдет милость Божия. При этом тебе не придется испытать чего-либо особенного.
Правил, которым нужно следовать, было огромное множество, среди них были и посты, и религиозные праздники. Сигрид почти не понимала, как можно выполнять работы по хозяйству, поскольку люди обязаны были отдыхать каждый седьмой день, да и по всем святым праздникам. Она злилась и на то, что по выходным дням ей запрещали ткать — это работой она не считала.
Кроме того, она была обязана исповедоваться и каяться, и все это она должна исполнять, как предусмотрено правилами, во время богослужения. Йон говорил, что ей исключительно важно вовремя преклонить колени и в нужное время встать, ибо владельцы Эгга должны служить примером для людей, живущих в округе.
Кальв часто ходил к мессе, постился и строго соблюдал правила выходного дня, предписанные церковью.
Сигрид пыталась поговорить и с ним о нетерпеливом ожидании знамения от Бога, о том, что Он принял ее в свое лоно, или свидетельства, что Он находится рядом.
— Бог рядом с тобой во время вечерней трапезы, — говорил Кальв.
— В куске хлеба? — Она знала, что Эльвир чувствовал близость Бога в причастии, а она этого не испытывала.
— Да. И когда приняла тебя церковь, принял и Бог.
Она рассказала, о чем говорил ей Йон.
— Но для того, кто нарушит обеты и правила христианской веры, должно быть нечто большее, а не один лишь страх перед гневом Божьим. Если это все, то христианство не лучше богов, в которых мы верили раньше, когда нас преследовал страх наказания, если мы не станем приносить им жертвы.
— Бог добр, а те боги злы, — отвечал Кальв. — В этом огромная разница.
— Но почему и новый Бог, и те старые добры, когда живешь по их заветам, но становятся злыми, если нарушить хотя бы один…
Кальв рассмеялся.
— Ты спрашиваешь о необъяснимом, — сказал он. — Все, что я знаю, — это обет следовать заветам христианства, и я по возможности это делаю. А Белый Христос обладает огромной силой, я сам видел, как Он помогает королю.
Большего ни Кальв, ни Йон не могли рассказать Сигрид. Казалось, что она уперлась в стену, когда попыталась поделиться мыслями Эльвира. Оба заявили: конечно, это хорошо. Но самым важным для нее будет следование церковным заповедям.
Постепенно стало заметно, что Сигрид ждет ребенка.
Она надеялась, что женщины в усадьбе, заметив это, изменят отношение к ней в лучшую сторону. Но единственное, что происходило при ее появлении на кухне: они прекращали разговоры и молча смотрели на нее.
Однажды Сигрид не выдержала.
День был пасмурный, по крыше, покрытой дерном, бил дождь, со стрехи капало. Над землей нависли тяжелые тучи, мрачные и холодные. Сигрид казалось, что они слились воедино с неприязнью, проявляемой людьми по отношению к ней. Клочки облаков, застрявшие меж ветвей елей, опускающиеся на крыши домов, соединялись с вызывающей тошноту, отталкивающей манерой поведения окружающих ее людей, которая заставляла ее постоянно вздрагивать.
Однажды она вошла в кухню. Большинство служанок были там и готовили еду. Здесь же в обществе Гутторма Харальдссона и одного из его сыновей находились ее мальчики. Гутторм и Грьетгард играли в шахматы, остальные следили за игрой. Служанки тихо разговаривали между собой, стоя у дальнего очага. Сигрид услышала, что они упомянули ее имя. И в этот момент одна из них увидела ее и сделала знак остальным. Все тут же замолчали.
Сигрид направилась прямо к ним и спросила, о чем они разговаривали.
— Да так, ни о чем особом, — ответила одна из них.
— Я слышала, вы упомянули мое имя и хочу знать, что же это за «не особое».
— Говорили, что ты ждешь ребенка, — сказала другая служанка.
— Ну и что же? — не сдавалась Сигрид.
Ответа она не получила и почувствовала, что щеки ее покраснели.
— Я желаю получить ответ, честный ответ. В противном случае вы пожалеете! — Она сама испугалась резкости своего голоса.
Служанки что-то промямлили; никто не осмеливался говорить.
— Ты, Ингеборг? — Сигрид ткнула пальцем на одну из служанок, которая приехала вместе с ней из Бьяркея. Она близко принимала к сердцу, что даже ее девушки из Бьяркея отвернулись от нее.
Остальные вытолкнули Ингеборг вперед.
— Нам… нам интересно, кто отец твоего ребенка, — сказала та робко.
— Так кто же он? Меня ведь вы спросить не соизволили. — Глаза Сигрид сузились, а голос стал ледяным.
— Люди говорят… — Ингеборг замолчала.
— Что говорят люди? — Все повернулись, ибо прозвучал глубокий голос Гутторма. Он и мальчики поднялись и подошли к ним.
Ингеборг повернулась к нему:
— Говорят, что это может быть сам король после того, как Сигрид побывала в Мэрине.
Сигрид почувствовала, что теряет силы, и почти упала на скамью. То, что произошло в следующий момент, случилось так быстро, что она по-настоящему даже не успела увидеть. Послышался удар и крик. Ингеборг поднесла руку ко рту. Из губы текла кровь. Грьетгард стоял перед ней, побелевший от злости.
— Может, еще раз позволишь себе сказать такое о матери?
Гутторм вынужден был держать его, чтобы он не набросился снова на девушку.
— Я собственными ушами слышала, как она сказала, что с удовольствием примет короля, — промолвила Ингеборг.
— Я оставался в Мэрине, когда тебя и других отослали оттуда, и Турир был там. — Грьетгард пытался вырваться из крепких объятий Гутторма. — Мы все время были с мамой и в Каупанге. У малыша, которого она ждет, тот же отец, что и у нас. За это мы можем поручиться.
— Ступайте работать, — сказал Гутторм служанкам, — и перестаньте нести чепуху и распространять ложь!
Служанки загремели котлами и сковородками.
Сигрид осталась сидеть на скамье.
И рядом с ней оказались ее сыновья, один с одной, другой с другой стороны, чего не случалось с момента ее свадьбы с Кальвом Арнисоном.
В Гьёвран вернулся Финн Харальдссон.
Сигрид узнала об этом как-то утром от Гутторма, и вечером того же дня Финн пришел в Эгга.
Он передал привет от Турира.
Кальв пригласил его в новый зал и предложил выпить меду; в последнее время гости редко приезжали в Эгга. Сигрид облегченно вздохнула, увидев, что Финн остался прежним. Он был не очень обеспокоен тем, что болтали в округе.
— Что нового в Халогаланде? — спросила она, когда стол был накрыт и рог наполнен медом.
— Хорошего мало, — ответил он. — Зимой умер твой брат, Сигрид.
Сигрид сидела, уставившись на столешницу со множеством пометок и зарубок.
