он советуется с теми, кто хорошо знает законы.
— Не знала, что ты интересуешься тингом и законами.
— Отец часто рассказывал об этом в последние годы. И я пришел к мысли, что лучшим уважением к его памяти будет мое стремление стать таким, каким он хотел меня видеть, научиться тому, чему он желал меня научить.
Сигрид не ответила. Но подумала, что сын стремиться добиться этого в одиночестве. Ей еще больше захотелось понять мысли Эльвира с тем, чтобы она могла передать их сыну.
— Я также понял, что отцу, который так любил тебя, не понравилось бы, если бы я относился к тебе плохо, — продолжал он.
— Ты защитил меня в момент, когда мне такая поддержка была очень нужна.
— Этого еще не хватало! — Он посмотрел на спящего брата. — Я не мог не заступиться за тебя и за брата! — Тут он внезапно сменил тему разговора. Сигрид подумалось: совсем как Эльвир — и требовательно спросил: — Почему ты ни разу не побывала на могиле отца?
— У меня не хватает смелости.
— Бедная мама! — Он ласково взглянул на Сигрид, как это обычно делал Эльвир, и положил свою ладонь на ее руку. Какое-то мгновение ей хотелось, чтобы он продолжал держаться в стороне от нее. Тут он снова заговорил о другом. — Ты только не жди, что я позволю Кальву указывать мне, что я должен делать!
— Он охотно хотел бы заменить тебе отца.
Грьетгард поднял с земли камень побольше и точно попал им по пеньку.
— Этого никогда не будет, — промолвил он. Перед тем, как продолжить, он бросил еще два-три камня. — Из разговора Турира с тобой прошлой осенью я понял, что и для тебя он… Хотя, может быть, твое мнение после этого изменилось?
— Нет, — только и сказала она.
Он изучающе посмотрел на нее такими же серо-зелеными глазами, какие были у Эльвира.
— Нам надо ехать дальше, — быстро сказала она.
Они встали. Она проделала это осторожно, чтобы не разбудить спящего Тронда.
Когда они вернулись в Эгга, Кальва дома не было. Он находился в это время в Огндале, наблюдая за добычей железной руды. Но вскоре после вечерней трапезы он приехал в очень хорошем расположении духа.
— Руды на болотах полно, — сказал он.
Он удивился, когда Сигрид ответила ему угрюмо, но, передернув плечами, обратился к Гутторму с вопросом, что нового в хозяйстве.
Сигрид сама не понимала, что происходит с ней в этот вечер. Все, что Кальв ни делал, ни говорил, казалось ей глупым и неправильным.
Он заметил ее холодное отношение и сказал ей об этом, когда они остались одни, а потом спросил:
— Что случилось? — И засмеялся. — Не выносишь, когда меня несколько дней нет рядом с тобой?
— Можешь оставаться там, мне все равно, — ответила она.
Он подошел и положил руки ей на плечи.
— Я сделал что-нибудь не так?
— Нет, — зло ответила она. — Ты никогда не делаешь ничего плохого.
— Может, я обидел тебя чем-нибудь?
— Может быть. — Она отстранилась от него, пошла и легла в постель.
Он с непонимающим видом остался стоять на месте. Ей захотелось крикнуть: «Сделай что-нибудь; встряхни меня, ударь, но не стой, как палка!»
Он подошел и лег с ней рядом.
— Сигрид, ты знаешь, что я люблю тебя. Доверься мне и расскажи, что произошло.
Эльвир только бы посмеялся, подумала она. Потом он овладел бы ею, какой бы сердитой она не была. Сначала она бы сопротивлялась, но вскоре бы сдалась и забыла о своей злости, отдаваясь ему.
— Ну? — в голосе Кальва звучала забота.
— Ты ничем помочь мне не можешь.
— Нет, нет! Ты не должна заснуть с таким настроением!
Она высвободила руку и ударила его по щеке. Он взялся за щеку и уставился на нее. Потом поднялся, задул жировую лампу и улегся на другую кровать.
Она же лежала и плакала в темноте.
Злость ее не прошла и утром. Но она трезво поразмыслила и поняла, что вела себя глупо.
Кальв уже проснулся, когда она встала.
— Мне вчера было немного не по себе, — произнесла она.
— Если ты называешь это «немного не по себе», то я надеюсь, что ты редко будешь по-настоящему сердитой, — заметил он.
Но улыбнулся и притянул ее к себе. Она улыбнулась ему в ответ, хотя лицо ее было сердитым.
День святых был отпразднован незадолго до середины лета[10]. Но это не помогло, как ни старались священники читать всем нравоучения относительно деяний Суннивы и прочих святых: все только и говорили, что о предстоящем в день середины лета состязании коней. В конце концов священник Йон махнул на все рукой и тоже начал говорить о бое бойцов. Однако священник Освальд продолжал мрачно бормотать что-то о божьей каре, ожидающих тех, кто пропускал мимо ушей его наставления.
В Хельгейде и Хомнесе в последнее время было многолюдно, все тщательно осматривали обоих коней. Некоторые считали, что хельгейдиский жеребец сильнее, другие же полагали, что жеребец из Хомнеса лучше. В любом случае люди делали ставку на жеребца из своей местности.
Незадолго до состязания с севера прибыли Турира и Сигурд Турирссон; состязания должны были происходить на берегу, за старой усадьбой Стейнкьер.
Люди толпами шли туда, у всех было праздничное настроение. И когда хозяева привели своих коней, началась суматоха: все кричали и говорили, заключали пари, подвыпившие парни затевали драку.
В конце концов в толпе воцарился порядок, все стали в круг.
Но еще до начала состязания кони померялись силами: в круг пустили кобылу, чтобы раздразнить жеребцов, а хозяева в это время, держа в руках хворостины, натравливали их друг на друга.
Первым бросился в бой жеребец из Хельгейда, но жеребец из Хомнеса тоже не оплошал. Застучали копыта, послышалось громкое ржанье, во все стороны полетел песок. Мощные животные встали на дыбы, колотя по воздуху копытами. Песок окрасился кровью — у хельгейдского жеребца была в боку небольшая рана от укуса.
Собравшиеся азартно следили за каждым ударом, за каждым укусом, подбадривая криками как коней, так и владельцев, которые тоже кричали что-то своим жеребцам, били их хворостинами, обливаясь от усердия потом.
Сигрид осталась дома, но когда вернулись мужчины, она принялась с нетерпением их обо всем расспрашивать.
— Это был роскошный поединок, — сказал Кальв, — но он остался незаконченным. Лично я сомневаюсь, что кони могли бы драться дальше. И к тому же бонд из Хомнеса был ранен, его конь свалился на него.
Сказав это, он направился в толпу, стоящую у входа в большой зал.
Хьяртан Торкельсон тоже был в Стейнкьере. Судя по его веселому возбуждению, он уже успел где-то напиться. И теперь он направлялся прямо к Туриру Собаке.
— Я еще не успел как следует поздороваться с тобой, Турир, с тех пор как ты приехал сюда, — сказал он, протягивая Туриру руку.
— Это верно, Хьяртан Эскимосское Чучело, — ответил Турир, пожимая его руку. — И что ты думаешь по поводу состязания? — с усмешкой спросил он.
— Это было прекрасное зрелище, — ответил Хьяртан, — но оно напомнило мне другую лошадиную драку, которую я видел однажды в Исландии: там тоже никто не добился перевеса.
— Об этом я не слышал, — сказал Торе. — Расскажи-ка…
