И, коль ты здесь, кому теперь виднапустая площадь в три больших окнаи цирка детский круг кому заметен?О, дома твоего беспечный храм,прилив вина и лепета к губами пение, что следует за этим!Меж тем все просто: рядом то и это,и в наше время от зимы до летаполгода жизни, лета два часа.И приникаю я лицом к Симонувсе тем же летом, того же зимою,когда цветам и снегу нет числа.Пускай же все само собой идет:сам прилетел по небу самолет,сам самовар нам чай нальет в стаканы. —Не будем звать, но сам придет соседдля добрых восклицаний и бесед,и голос сам заговорит стихами.Я говорю себе: твой гость с тобою,любуйся его милой худобою,возьми себе, не отпускай домой.Но уж звонит во мне звонок испуга:опять нам долго не видать друг другав честь разницы меж летом и зимой.Простились, ничего не говоря.Я предалась заботам января,вздохнув во сне легко и сокровенно.И снова я тоскую поутру.И в сад иду, и веточку беру,и на снегу пишу я: Сакартвело.
Гостить у художника
Юрию Васильеву
Итог увяданья подводит октябрь.Природа вокруг тяжела, серьезна.В час осени крайний — так скучно локтямопять ушибаться об угол сиротства.Соседской четы непомерный визитвсе длится, и я, всей душой утомляясь,ни слова не вымолвлю — в горле виситкакая-то глухонемая туманность.В час осени крайний — огонь погаситьи вдруг, засыпая, воспрянуть догадкой,что некогда звали тебя погоститьв дому у художника, там, за Таганкой.И вот, аспирином задобрив недуг,напялив калоши, — скорее, скореетуда, где, румяные щеки надув,художник умеет играть на свирели.О милое зрелище этих затей!Средь кистей, торчащих из банок и ведер,играет свирель и двух малых детейпечальный топочет вокруг хороводик.Два детские личика умудреныулыбкой такою усталой и вечной,как будто они в мирозданье должнынестись и описывать круг бесконечный.Как будто творится века напролетвсе это: заоблачный лепет свирелии маленьких тел одинокий полетнад прочностью мира, во мгле акварели.И я, притаившись в тени голубой,застыв перед тем невесомым весельем,смотрю на суровый их танец, на боймладенческих мышцс тяготеньем вселенным —Слабею, впадаю в смятенье невежд,когда, воссияв над трубою подзорной,их в обморок вводит избыток небес,терзая рассудок тоской тошнотворной.Но полно! И я появляюсь в дверях,недаром сюда я брела и спешила.О счастье, что кто-то так радостно рад,рад так беспредельнои так беспричинно!Явленью моих одичавших локтейхудожник так рад, и свирель его рада,и щедрые ясные лица детейдаруют мне синее солнышко взгляда.И входит, подходит та, милая, та,простая, как холст,