десятые сны видят, а когда сунулись в гости, кое-кто из любопытных с головой и расстался.
– Что представляет собой крепость?
– Довольно крепкая постройка, почти не тронутая временем. Только одна из стен разрушена землетрясением. Но пастухи говорят, что разбойники худо-бедно восстановили стену, и твердыня снова неприступна – с двух сторон скалы, с третьей обрыв и лишь с четвертой стороны можно подойти к воротам.
– Спуститься со скал невозможно?
– Перестреляют, словно куропаток.
– А ворота?
– Тяжелые, десять человек открывают одновременно, пятеро одну створку, пятеро другую.
Верна прикусила губу. Нет. Не в этот раз доведется сложить голову. Девятеро проникнут в крепость без всяких сомнений, только там, где пройдут Маграб, Тунтун и остальные, ей самой придется труднехонько.
– Веди, старик, в деревню, где есть самый большой дом.
Ястам на мгновение призадумался, огладив бороду.
– У самой маленькой деревни, чуть на отшибе, стоит полуразрушенная конюшня. Некогда в этих местах проходила тропа, и саддхуты держали тут заводных лошадей. Но времена изменились, и теперь о былом напоминает лишь постройка.
Горы становились ближе, надвигаясь, точно молчаливые исполины, делались выше. В небе повисли молочно-белые клубы, чем дальше в глубь горной страны, тем более мрачные и темные. В облачные прорехи ярко светило солнце, и лесистые холмы казались облитыми золотом.
Полдень догнал отряд на подходе к одной из деревень. Засиживаться не стали. Лишь перекусили, напоили лошадей и толково разъяснили старейшине, кто такие и для чего приехали сюда, в горный край.
– Не знаю, отсюда ли полетит весть в крепость разбойников, но, как бы то ни было, первый шаг сделан. – Ястам задумчиво смерил взглядом окрестности, и Верна согласно кивнула.
Долина постепенно забирала вверх, травы пошли сочные, по колено, воздух сделался резче, а если бросить взгляд назад, туда, откуда пришли, все скрыла та же голубоватая дымка.
Туман впереди, туман сзади и лишь вокруг тебя ясно и светло, усмехнулась Верна. Все как в жизни, куда идешь – непонятно.
– Твои воины молчаливы, – уже в пути, после короткого привала Ястам кивнул на девятку.
– Иногда это благо, можно думать без помех. А ты как будто знаешь кого-то из них.
– Людей не знаю, но узнал меч того, кто называет себя Маграб.
– Меч? – Верна оглянулась, Маграб на кауром жеребце шел сзади. – А что с тем мечом?
– Клеймо, – задумчиво объяснил старик. – На мече стоит клеймо оружейного дома Жарасс.
– На всех мечах стоит какое-нибудь клеймо.
– Сначала мастера из дома Жарасс клеймили мечи речной кувшинкой на стебле, потом кувшинкой без стебля, позже двумя кувшинками, одна подле другой. Единственный знак пришел на смену целому девизу. Кувшинка есть олицетворение чистоты помыслов и твердости духа. Теперь многие подменяют знаками девизы, но тогда Жарассы сделали это первыми в благословенных пределах Багризеды.
– И что здесь удивительного?
– Удивительно то, что мечей с одной кувшинкой на стебле уже давно не осталось. Почитай, двести лет назад был сделан последний.
Верна поджала губу и напряглась.
– А у Маграба…
– Госпожа правильно поняла. У Маграба меч с клеймом в виде одной кувшинки на стебле.
Вот те раз!
– Мало ли что! Может быть, меч передается от сына к отцу. Знавала я такие клинки. В кузне поишь кровью один раз, а дальше только передаешь по наследству, ведь кровь одна.
– Все может быть, – согласился Ястам. – Только Маграб не говорит ничего про свой клинок. Я пытался выяснить, но твой человек молчит.
– А тебе откуда все известно? Ну про мечи.
Ястам вздохнул.
– Мое полное имя Ястам Жарасс, паршивая овца в стаде. Брат продолжил отцово дело, а я… я имею к мечу несколько другое отношение.
– Значит, меч Маграба сработал кто-то из твоих предков?
– Ты совершенно права, дева-воительница. В самом клинке нет ничего удивительного, один или несколько древних мечей могли остаться на белом свете, но меня тревожит одно немаловажное обстоятельство.
– Какое?
– Моя семья ведет учет клинков, словно новорожденных младенцев, каждый находит свое место в списках Жарасс – толстой книге, почти столь же древней и ценной для нас, как самые старые изделия. Каждый меч рождается в муках творчества и полного напряжения душевных сил мастера, совсем как человеческое дитя. Удивительно ли то, что оружейных дел мастера дают каждому клинку собственное имя и заносят в книгу?
Верна перестала дышать. Сейчас Ястам скажет нечто такое, что хоть немного прольет свет на то, кто такие Маграб и остальные. Хоть бы получилось!
– Жаль, что на пергамент нельзя в точности перенести увиденное человеческим глазом. Тогда можно было бы уверенно сказать, что за клинок мы держим в руках и для кого он был сделан. Мы вольны лишь рисовать очертания мечей и сообщать пергаменту характерные особенности. Я нашел в списках Жарасс рисунок меча, очень похожего на тот, которым владеет твой человек. – Старик многозначительно покосился на Верну. – Его сделали двести двадцать лет назад. Сообщается также имя воина, которому предназначался меч.
– Кто он?
– Его звали Маграб.
Какое-то время ехали молча. Перед глазами Верны плыло, еле усидела, не свалилась. Будто заглянула в бездонную пропасть, и от глубины закружилась голова.
– Маграб – значит «безжалостный». – Старик ронял слова задумчиво, будто рассуждал вслух. – Скорее всего, потомственный воин. Маловероятно, что так могли назвать пастуха.
– У нас имя дают лишь после обряда посвящения, когда станет ясно, кто из человека вырастет, пастух или кузнец, воин или гончар. Если мальчишка проявил доблесть, нет ничего удивительного в том, что его назвали Маграб, то есть «безжалостный».
– Наш обычай именовать человека схож с вашим. Имя действительно приходится впору человеку только после того, как он обнаружит свои наклонности. Но вот что интересно – клинок не самый обычный, при том что Маграб обыкновенный правша. На рукояти имеется небольшая приступочка для большого пальца, в этом случае он лежит не на остальных пальцах, образуя кулак, а отдельно. Как по-твоему, госпожа Верна, сколько лет нужно отдать мечу, чтобы понять в себе такую особенность? У человека, взявшего в руки меч совсем недавно, на это просто не найдется времени. Его начнут учить бою на мечах по правилам и мечный хват поставят, как того требует канон. Заказать же меч с подобной особенностью может лишь тот, кто знаком с клинками с детства и к пятнадцати – двадцати годам уже знает, как ему удобнее держать рукоять, иногда вопреки тому, как того требует канон.
– Ты прав. Человек, для которого сделали этот меч, потомственный воин. Я не знаю, как этот древний меч попал к Маграбу, только мало верю в то, что такому воину не по силам и средствам заказать клинок особо для себя. Такая примечательная особенность мало кому покажется удобной. Не привыкать же к мечу только оттого, что он старый!
– Совершенно верно, госпожа. Хотя мне льстит столь трепетное отношение к оружию моих предков, твоей правоты не признать не могу. Может быть, это другой воин с именем Маграб… хотя, что это я говорю, конечно же другой! Даже предположить боюсь, что наш Маграб и тот воин, для которого сделали меч с приступкой для большого пальца, один и тот же человек.
