высыпала почти вся дружина Кешуга, шестеро полезли вверх. Трое остались, даже теперь не оставили Верну одну, когда никого из врагов не было рядом и в помине.
Ночь выдалась беззвездной и безлунной, чернее не придумаешь, небо заволокли облака, и темно сделалось, хоть глаз выколи. Серый Медведь, Верна, Змеелов и Белопер осторожно двинулись дальше, и который раз Верна убедилась – для парней не имеет значения, глухая ночь вокруг или яркий полдень; шагают уверенно, ни разу не оступились и ей не дали.
– Тропа, – глухо буркнул Змеелов. – Поднимаемся.
Верна оглянулась. Там, позади, к воротам должны следовать воины саддхута, им придется не в пример сложнее, вряд ли кто-то из них видит в темноте, словно кот. Прислушалась. Тихо. Если даже оступаются на склизких камнях, этого никак не различишь в плеске волн. Плещет и плещет себе, никто не кричит, не ругается.
Серый Медведь тащил за руку, в зад подпирал Белопер, помогая карабкаться. Сама себе показалась невесомой пушинкой, эти двое как будто вообще не заметили помехи. Если купцам с перепугу не привиделось и в крепости на самом деле осел могущественный ворожец, который лишает человека воли, останется только найти его, застыть, как древесный ствол, и умереть. Только бы все оказалось правдой.
Ворота. Что там происходит в крепости, не слышала – стены высоки, звуки не прилетают. А когда ворота распахнулись, едва не скорее простой избяной двери, которую поддают с пьяной дури сапогом, люди саддхута, стоявшие ниже на тропе, не сдержали возгласа изумления.
– Пошли! – крикнула Верна. Больше нет нужды хранить безмолвие.
Четыре трупа лежали у ворот, едва не споткнулась. На той стороне стены еще ничего не знали, оттуда слышались приглушенные голоса, как будто где-то в отдалении гомонила торговая площадь.
– Зажигай светочи!
Один за другим разбили несколько глиняных горшков с углями и подожгли с десяток промасленных светочей. Справа и слева от ворот наверх в темноту уходили ступени. Лестницы вели на стену.
– Мы налево, остальные направо. Пошли!
Лестница широка, совсем не то что тропа перед воротами. Четверо встанут плечо к плечу, биться вовсе не тесно. Странно было смотреть, как по правой лестнице поднимается рой светочей, на левой – темень и безмолвие: девятерым не нужен свет, они вовсе не издают никаких звуков.
Кешуги впереди заревели, заметили вторжение. Справа на стене раздались крики, защитники крепости стреляли на свет, нескольких воинов саддхута стрелы нашли. А слева, на том участке стены, по которому шел десяток Верны, случилось неожиданное – хозяева намеревались в темноте и тишине сойти со стены перед воротами, подняться по правой лестнице и зайти нападающим в тыл и не поняли ровным счетом ничего, когда неведомая сила в мгновение ока изрубила без малого двадцать человек. Будто на скалу налетели. Только глухо стучали клинки, шелестели разрываемые доспехи и стонали кешуги. Даже испугаться не успели, а Верна все усилия приложила лишь к тому, чтобы не споткнуться о трупы. С шага не сбилась, меча вовсе не обнажила. Зачем?
Крикнула со стены вниз, на корабли: «Уводите ладьи на ту сторону, скоро снимемся!» – и по лестнице свела десяток вниз.
– Тут закончат без нас. В крепость!
Остатки дружины кешугов заперлись, укрылись за тяжелой дубовой дверью, подпертой изнутри досками и заваленной тяжеленным хламом – столом, сундуками.
– Или в дверь ломиться, или карабкаться внутрь через окна. – Брачан кривым клинком показал на бойницы второго уровня, расположенные невероятно высоко – по меньшей мере четыре человеческих роста над землей. Во дворе мало-помалу собиралась дружина Бейле-Багри, на стенах кешугов больше не осталось.
Белопер без слов подступился к дубовой преграде с топором в руках, и крепчайшая дверь отозвалась глухим, смачным стуком. Тяжелые петли без преувеличения зазвенели, когда в них заходили ходуном штыри, а кто-то из дружины саддхута отпрянул от стены, которую устало подпирал, – даже в камень отдалось исполинское усилие. Щепки летели во все стороны, при том что старая дубовая древесина так же похожа на мягкую липу, как овца на быстроногого скакуна. Мощно и быстро орудовал тяжеленным топором Белопер. Воины Бейле-Багри изумленно свесили челюсти – погрузить топор по середину клина и одним движением вынуть обратно, как будто впереди не крепкое дерево, а застывшее масло, дорогого стоит. Дверь держалась в проеме на четырех толстых петлях, и четыре тяжеленных запора изнутри накрепко пристегнули дубовую заслонку к толстому косяку. Если кешуги намеревались какое-то время отсидеться в стенах крепости, их уверенность теперь, должно быть, растаяла как снег на солнце.
– Того и гляди, выворотит один из запоров. – Брачан потрясенно закачал головой.
– Ему все равно, что сворачивать, запоры или петли, – усмехнулся Ястам и присел на бочку у стены. – Тех четыре и тех четыре.
И в какой-то момент в руках Белопера топорище не выдержало, ударил до того сильно и резко, что древко переломилось, как хворостина о спину быка. Равнодушно отбросил остатки рукояти, мощно качнул топор за огрызок древка и выдернул клин. Расковырял ножом щепы вокруг петли, просунул пальцы в щель и рванул на себя. Выворачивая древесину с мясом, бронзовая петля длиной в локоть, вылезла наружу. Воины саддхута потрясенно молчали. А когда за топор взялся Гогон Холодный и новые удары потрясли дверь, воспряли духом. Кешугам не удастся долго отсидеться за стенами, того и гляди, вторая петля окажется выкручена, как сустав из плеча. Наверняка все островные разбойники сбежались в залу перед дверью и приготовились отражать нападение. Под шумок Маграб, Змеелов, Крюк и Окунь забросили «кошки» в окна второго уровня, по веревкам скорее молнии вскарабкались наверх и без малейшего звука просочились в темные бойницы.
– Ловко придумано, – кивнул Брачан. – Топорщики стянули всех в палату перед дверью, а лазутчики проникли внутрь через никем не охраняемые окна.
– Мои люди входят первыми. – Верна, исподлобья глядя на дверь, молила всех богов, чтобы в крепости действительно оказался могущественный ворожец, который заставит бойцов замереть неподвижно, словно мух, попавших в мед.
Гогон Холодный продолжал мощно сотрясать дверь, когда та неожиданно отворилась, и четверо посторонились, впуская остальных. Тела на полу Верна считать не стала, хватит и того, что на быстрый взгляд их получилось что-то около десятка. Быстро оглядевшись, припустила к лестнице, но вышло так, что оказалась все равно за спинами Змеелова и Крюка. Четыре длинных лестничных пролета одолели за несколько мгновений, почти не задерживаясь; на каждой площадке осталось пять-шесть трупов. На третьем уровне одна из дверей оказалась накрепко заперта, и Верна без колебаний показала на нее пальцем. Именно там заперлись остатки дружины Кешуга, и, дадут боги, там же окажется могущественный колдун.
– Ломайте. Они там.
Серый Медведь с двух рук – в каждой по топору – взялся за дверь, и грохот железа о дерево сделался настолько част и быстр, что остатки разбойной дружины должны были изойти холодным потом. Трудно противостоять силе, что стремится добраться до тебя с таким желанием и неумолимостью. Как будто в дверь колотят билом, только от била не разлетаются вокруг щепки и на полу не прирастает горка стружки.
Серый Медведь сунул топорный клин под бронзовую ручку, подал на себя, перевернул топор, уцепил поплотнее клювом и рванул, вырывая с мясом. Открылась дыра, в которую стал виден засов, плотно прижавший дверь к косяку с той стороны. В отверстие кешуги проворно сунули камень, что плотно закрыл собою дыру.
Балестр, ударив молотом несколько раз, погнул и вырвал из креплений толстый бронзовый засов, а булыжник провалился внутрь, разворотив дыру в двери еще больше. Дверь едва с петель не слетела от мощного толчка ногой и распахнулась так скоро, что с грохотом ударилась о стену. Окунь влетел в залу первым, за ним Тунтун, Маграб и остальные, а когда что-то хлестко и протяжно загудело, Верна обрадовалась – то лучные тетивы пропели знакомую песню и по меньшей мере три десятка стрелков утыкали девятку, словно подушечку для иголок.
Скакнула в палату и едва не упала от неожиданности. Думала перепрыгнуть трупы своих
