– Это чистая правда. Если ты скажешь хотя бы еще одно плохое слово в адрес Бекки, я забью его тебе назад в глотку!
– Эй, послушай, ей-богу, я не хотел обидеть ее. Прости, – сказал Уэйд и поднял руки в знак своего искреннего раскаяния. – Бекки – одна из самых прекрасных женщин, которые когда-либо ходили по земле, – произнес он искренне, но тут же сощурил глаза, почувствовав подвох. – Но если тебя всегда по-настоящему интересовала только Бекки, зачем ты так долго водил за нос Шторм, заставляя ее думать, что ты увлечен ею?
– А почему это тебя так волнует? – поддел Рейф Уэйда. – Если даже я и водил ее за нос, тебя это вовсе не касается. Ведь ты не любишь ее!
– Если бы, черт возьми, это было так! – взорвался Уэйд. – Но, к сожалению, Шторм значит для меня слишком много в этом мире!
– Но тогда почему ты ей об этом не скажешь? Прекрати же, наконец, игру в кошки-мышки, которую ты ведешь с ней!
В глазах Уэйда появилось выражение безнадежности.
– Бог свидетель, я бы очень хотел этого, но я не могу.
– Так что же тебе мешает? – удивленно спросил Рейф.
Уэйд только покачал головой.
– Я не могу…
Но слова замерли у него на устах, потому что в эту секунду из дверей сарая выскочила лошадь со всадником на спине и помчалась через двор.
– Шторм! – закричал Уэйд, узнав ее.
Оба мужчины бросились наперерез лошади, чтобы схватить ее под уздцы, но она была неоседлана. Бьюти пронеслась мимо них стремительным галопом, выбивая копытами осколки льда, и помчалась в сторону бескрайних равнин.
Рейф и Уэйд побежали, что было сил, к своим оседланным лошадям. Нельзя было медлить, потому что оба заметили дикого жеребца в нескольких ярдах от усадьбы.
– О Боже, – взревел Рейф, – он погнался за кобылой!
Низко склонив голову, вцепившись руками в гриву лошади, Шторм чувствовала, как по ее щекам катятся горячие слезы. Она знала, что ей будет мучительно трудно видеть эту женщину и ее дочь, но она не предполагала, что это будет невыносимо трудно для нее, что это почти разобьет ее бедное сердце. Боль была настолько пронзительно-острой, что девушка сомневалась, отпустит ли она ее хоть когда-нибудь.
Внезапно душераздирающее громоподобное ржанье дикого жеребца где-то совсем рядом, от которого кровь застыла в жилах, вывело ее из состояния прострации и полного отчаянья и вернуло в мир суровой реальности. Шторм не слышала топота копыт этого белого дьявола, бесшумно передвигающегося по снегу. Прежде чем Шторм могла посильнее пришпорить Бьюти, переведя ее на стремительный галоп, жеребец уже скакал рядом с ними. Шторм не стала кричать на него от ярости и страха, а сосредоточила все свои усилия на том, чтобы постараться избежать ударов его яростных мощных копыт и помочь Бьюти увернуться, от крепких зубов мустанга, который пытался оттеснить кобылу поближе к горам, где находился его гарем.
Внезапно, без всякого предупреждения, совершенно неожиданно для Шторм Бьюти на полном скаку уперла в землю передние ноги и резко остановилась. Шторм, не удержавшись на спине лошади, перевалилась через ее голову и упала прямо под копыта дикого скакуна, причем один из скользящих ударов пришелся ей по левому виску. Шторм вытянулась на земле и замерла не шевелясь.
Лежа так на холодном снегу и полностью потеряв ориентир во времени и пространстве, скользя на грани полузабытья, она вдруг как будто бы откуда-то издалека услышала голос Уэйда:
– Слава Богу, она жива.
И тут же Шторм ощутила прикосновение заботливых рук к своему телу. Эти сильные руки подняли ее с холодной земли, и тут же она услышала низкий настойчивый голос Рейфа:
– Не сжимай ее так в своих медвежьих лапах, Мэгэллен, ты переломаешь ей ребра.
Шторм почувствовала, как Уэйд передал ее Рейфу, а затем снова взял в свои объятия и усадил рядом с собой на спину своей лошади. Когда лошадь тронулась, Шторм услышала прозвучавший совсем близко выстрел и уловила, что Уэйд что-то проворчал голосом, в котором слышалось удовлетворение.
Рейф швырнул в снег пустую гильзу из своего ружья. В его взгляде, когда он смотрел на лежащее в нескольких ярдах от них тело дикого жеребца, читалось сожаление.
– Прости, приятель, – произнес он, – но ты стал слишком опасен.
На обратном пути домой Шторм погрузилась в полное беспамятство. Первое, что она почувствовала, когда пришла в себя, был теплый воздух Жилого помещения, вокруг нее двигались темные смутные фигуры и раздавались тревожные голоса, звучавшие то раздражающе громко, то совсем тихо, еле слышно. Она почувствовала, что ее несут вверх по ступеням, а потом заботливо укладывают в постель. И опять громкие голоса, от которых у нее заболела голова, зазвучали рядом. Особенно выделялся один резкий голос, в котором звучало отчаянье.
Внезапно Шторм услышала сердитый голос доктора:
– Черт возьми, Уэйд, если ты не прекратишь мешаться у меня под ногами и совать нос не в свои дела, я просто вышвырну тебя отсюда!
Шторм показалось, что она слышит голос Рейфа: – Пошли, Мэгэллен, не будем мешать доктору.
И тут вдруг раздался громкий топот ног, затем шарканье, ругань, восклицания, стук падающей мебели. Шторм схватилась за голову и громко застонала. Она почувствовала, как к ее губам кто-то поднес стакан воды и поддержал ее голову, чтобы она могла попить. Вскоре она опять впала в забытье: острая боль головы и шум голосов рядом постепенно отдалились от нее, пока не стихли совсем.
