горло (боль была сильна, старику хотелось кричать).
Старик прижался щекой к шевелящемуся зеленому ковру. Тот промялся под его тяжестью, обнял его. Старик почувствовал, что он весь уходит в землю, вливается, исчезает. На мгновенье родился протест — вскочить, уйти, просить помощи робота, — но тут же старик успокоился.
— Я очень терпеливый старик, — говорил он. — Походил — и хватит.
Ему снова захотелось вскочить и уйти. Он приподнялся, позвал робота и снова лег. Умирать? Тоже хорошо. Это значит узнать еще одну тайну. Стать землей в этом возрасте так естественно. «Земля, земля», — бормотал он и чувствовал, как обвивают, щекочут его растения.
Он вспоминал пройденные годы — горе, счастье, любовь и ненависть. Но чаще всего огненную стрелу своего полета в неразведанных пространствах. Так и сейчас — он уйдет в неразведанное. А на рассвете, когда посыпался свет, он приподнял голову и взглянул на свои проросшие ноги и руки. Он уже был общий этому миру, оранжевой земле, будущим странным растением. К нему бурно тянулись другие растения.
Они сплелись Над стариком, свет проходил к нему в узкие щели. Затем растения стали пухнуть, и робот выдвинул газовые анализаторы.
Щелкнула и поднялась цветочная головка. На ней шевелился фитах, перебирая лапками.
Робот спрятал кинокамеру, и вышел на связь с командором, и доложил ему.
Старик же раскачивался на ветру и чувствовал листьями горячий песок сыплющегося света, а корнями ощущал холодок подземного ручья. Он ощущал вызревание семян и ждал, когда упадет с ними во тьму подземелья, а затем вырастет снова и, быть может, побывает еще раз фитахом, и посмотрит на планету сверху.
И небесполезна будет его вечная жизнь, он выпил радиоактивные вечные атомы. Перебегая, они помогали роботу, и тот всегда рядом и ловит путь старика и все, что меченые радиоактивные атомы могли сообщить ему.
Передатчик работал. Знание шло на Землю.
Командор сказал за обедом первому помощнику:
— Старый мошенник думал провести нас.
— А что он хотел? — спросил молодой второй помощник. — Мы вернемся за ним?
— Нет. Мы не вернемся.
— Чего они ищут?
— Бессмертия. Они наивно хитрят, и приходится делать вид, что веришь им. Едут лучшие, в которых горит жажда знать и жить. Что они там узнают, интересует даже Всесовет, но как получить от них информацию? А?
…Корабль глотал парсек за парсеком, робот сообщал новые сведения о старике на спутник, вертевшийся вокруг планеты. Тот, напрягаясь, перебрасывал записи на радиотрансляционные буи, а они далее — на Землю.
СИБИРИТ
СТРАННАЯ НОЧЬ
Октябрь, 19-е. 1981 год
Сон не шел. Причин к этому, если разобраться, было много. И лег-то он слишком рано, и старый ватный мешок стал тонким, как сиротский блин; в ущелье долго и тоскливо выли волки.
Поворочавшись часа два с бока на бок, Липин чертыхнулся и решил вставать. Выпростав руку, он расстегнул холодные пуговицы, раскинул полы спального мешка. Сел.
Холодный воздух охватил его. Согреваясь, он заработал короткими толстыми руками. Вытягивал их, сгибал, с острым наслаждением напрягая мышцы.
Стало тепло и весело. Липин, пошарив руками, нащупал ящик с упакованными термометрами, барометрами и прочими хрупкостями. Приваливаясь к нему спиной, закурил и удовлетворенно сказал:
— Порядок!
Ветер по-прежнему трепал палатку, горстями бросал ледяные зерна в гулкий брезент. Но все это снаружи. В палатке же довольно уютно. Липин пожалел волков.
— Невесело им, — сказал он вслух, укоризненно качнув головой. Задумался.
Мысли были приятные. Втягивая щекочущий в горле дымок, он вспоминал удачно прошедшее лето, домик метеостанции в снегах. Поработали славно. Задание выполнили, сверх него многое сделали. И дружно так, без свар и споров. И когда после метели снежным обвалом завалило каменистую тропу, они не особенно огорчились и в свободное время проложили новую. Она прошла по неисследованной местности Сихотэ- Алиня и была длиннее старой на полсотни километров.
Ею-то и ушли ребята. Вчера перенесли весь груз — две с половиной тонны научного оборудования и багажа — через хребет, к лесистому ущелью, разбили ему палатку и отправились за лошадьми. От самолета, посовещавшись, отказались радиограммой. Погода была неустойчива: то шел снег, то бесновался ветер.
Долго ли до несчастья!
Липин испытывал приятное ощущение и оттого, что он хорошо знал свое временное хозяйство.
Знал, какой микроклимат в этих ущельях, знал, какие четвероногие и пернатые держатся здесь. Это было приятное ощущение.
Липин, занятый мыслями, не заметил, что вой усилился — крик голодных, мерзнущих зверей.
Он пронесся тоскливой жалобой и окончился воплем, полным отчаяния.
— Ишь, как вас прижало, — пробормотал Липин, внезапно ощущая в себе что-то отозвавшееся. На мгновение ему стало жутко. Вспомнилось, что он здесь один. Это не вязалось с прежним настроением, он сказал удивленно: — Ну и ну…
Но волки замолчали, а сигарета кончилась. Бесконечное шуршание ветра и царапанье льдинок нагнало на Липина дремоту.
Дремота была сладка и мучительна.
Зазвучал скачущий мотив детской песенки: «Дождик, дождик, перестань!», в лицо заглянули знакомо блестящие глаза, их неожиданно сменил страшный образ полумедведя-полуволка.
Зверь, широко раскрыв красную пасть, погнался за Липиным и закричал дико, страшно.
Липин вздрогнул и открыл глаза. Пока он дремал, что-то изменилось. А, тишина… ветер не шуршал палаткой, не царапали ее ледяные коготки. Неприятная тишина, гнетущая, Липин пожалел, что остался. А этот страшный крик, разбудивший его?.. Где он его услышал?.. Только ли во сне?..
Липин попытался отвлечься, обдумывая в подробностях путь вниз, а оттуда самолетом в Иркутск: неприятное ощущение не проходило.
Казалось, что на него смотрят пристальным, вяжущим руки взглядом. Взгляд то упирался холодным пальцем между лопаток, то окутывал паутиной. В этот момент Липину хотелось крепко вытереть свое лицо. Желание было сильное, он с трудом сдержал себя. Поразмыслив, он принял его за обычную в горах усталость нервов, рождавшую причудливые ощущения. Объяснение ему понравилось: нервы шалят! Но вдруг быстрые шаги, хруст льдинок и стук камней. Кто-то тронул палатку и захихикал странным, взлаивающим смехом. Сердце Липина сжалось.
Он принужденно ухмылялся в темноту. Кого испугался? Волков? Ладно же, сейчас он им даст.
Будут знать!
Липин вынул ноги из мешка (спал он одетый) и нащупал холодный приклад двустволки. Медленно и
