столкнули в воду или же она ударилась о камни уже в океане. Следов борьбы или насилия на теле не нашли, обычный утопленник. Но и списать все на несчастный случай у Фиделя не имелось оснований. Мешал треклятый диктофон. Точнее, его останки, обнаруженные на берегу.
На всех нас смерть Вики подействовала, можно сказать, радикальным образом. Тогда и возник призрак. Он незримо витал всякий раз, когда мы собирались вместе, на пляже или за столом, или растерянной кучкой, давно переставшей быть могучей, сходились у кого-нибудь в номере. От призрака веяло безвоздушной пустотой, настолько черной, что даже понятие холода не было к нему применимо. Теперь стало вдруг очевидно, что грешник находится среди нас, но ни у кого духу не хватало показать на другого пальцем. Это была очень странная и ни на что не похожая ситуация. Я не мог предположить такого исхода, отчего-то не описанного в тех немногих детективных романах, с которыми я имел честь познакомиться. Хотя Фидель и сказал мне в утешение, что подобная реакция как раз нормальна.
Мы не принялись чураться друг дружки, сурово заглядывать в лица или шушукаться за спинами. Наоборот, мы превратились в одно нелепое целое и бестолково слонялись вместе повсюду, как выводок гусят, потерявших матушку-гусыню. И крайне любезны и внимательны стали мы между собой. Даже Юрасик обратился в подобие воспитанного человека. И ясно было, по крайней мере, для меня, что все это реверансы вокруг неведомого призрака. Что напуганные люди заискивающе вежливы друг с другом оттого, что до полусмерти боятся этого призрака, в любое мгновение могущего оказаться их соседом или милой соседкой. Будто бы каждый наперегонки зарабатывал себе очки, чтобы в следующий раз призрак забрал не его. А что привидение смерти может вернуться, после мертвой Вики ни у кого не оставалось сомнений. Молния ударила дважды в одно и то же дерево, и перестала быть случайной игрой природы, а сделалась частью неведомого и от этого еще более ужасного плана.
Нас всех опять потянуло из отеля на прогулки. Днем мы катались на фуникулере в гору и оттуда спускались вниз на тобоггане – любопытном средстве передвижения, представляющим собой плетеные сани, управляемые сзади двумя лихими парнями в красочных соломенных канотье. Сани эти неслись с огромной скоростью вниз с горы по лакированному до блеска асфальту, по узким улочкам пригорода до самой стоянки такси. За пятнадцатиминутный захватывающий дух аттракцион взимали недорого – по десятке с носа, и уж поверьте, приключение стоило таких денег. Но вряд ли кто-то забавлялся им больше одного раза.
Мы же только на следующий после Викиной смерти день сделали восемь заходов. Спускались и вновь поднимались на гору в фуникулере, и опять прыгали в плетеные сани, и дальше стремительно неслись вниз. Владельцы саней уже к третьему разу посмотрели на нас, как на чокнутых, а на пятый сделали скидку. Видно, из жалости к внезапно рехнувшимся туристам.
Но я, кажется, понимал, в чем было дело. Когда все мы внезапно осознали доступный факт – возможность гибели любого из нас от неизвестной причины, страх, породивший призрак, обратился в свою противоположность. Нам захотелось острых ощущений – из тех, что понятны и объяснимы и происходят на глазах, а не под покровом ночи. Мы словно дразнили призрака: «А ну-ка, догони!» – и в то же время прятались от него за искусственными, придуманными ужасами. Потому что ничего более жуткого, чем это народившееся привидение, вообще не могло быть на свете.
А бедное следствие, которое брело по колдобинам с грехом пополам, то и дело оказываясь в тупике, по признанию Фиделя, из обычного полицейского разбирательства превратилось вообще неизвестно во что. Даже та слабенькая паутинка, которую удалось наплести нам с инспектором, разлетелась в клочья, как избушка аризонского фермера под напором торнадо. Фидель метался, пытаясь ухватиться за обломки. И диктофон, и письмо, сгинувшее из моего сейфа, и две не связанные между собой, бессмысленно оборванные человеческие жизни, все ощущалось теперь балаганным представлением из «Комнаты страха», где пьяный техник перепутал манекены и всучил Красной Шапочке нож Джека Потрошителя, а Кащею Бессмертному – корзинку с пирожками. Инспектор же, бедняга, выслушав мой рассказ о катании с горок на саночках, вообще психанул и не в шутку заорал:
–?Чтоб мне никогда не узреть всех святых и покойных родителей! Я засажу вас поголовно в камеру! Без разбора! И пусть дальше это дело идет без меня! К черту! – и нервно закурил.
Что же, его можно было понять. Один убиенный и один утопленник, и главное – иностранцы. А значит, бесполезно приступать к обычному в таких случаях опросу незаинтересованных близких и знакомых на предмет «не был, не состоял, не участвовал». Просьба о помощи в Москву через консульство была послана, но когда придет ответ и придет ли вообще, никто не может сказать. На всякий случай Фидель допросил всех нас еще раз по кругу. А я вторично облазил с ним пресловутые кусты, изображая в деталях, кто и где стоял и что держал в руках и до какого именно места я проводил Вику. Инспектор мог вполне допросить нас и в третий, и в четвертый раз, если ему нечем было себя занять, но я с уверенностью сказал бы наперед – толку вышло бы одно моральное удовлетворение.
Ситуация, как всегда, сама взяла бразды правления в свои руки, а, скорее всего, наш призрак пробудился к жизни. И Фидель был здесь совершенно ни при чем. На другой день, после очередных дурашливых гонок на санях (а мы перепрыгнули через цифру «десять», и тобогганщики встречали нас, как родных), сначала гуськом наша неприкаянная группка отправилась на обед, а после легким клином полетела в номер осиротевшего Юрасика. Даже Тошка не отставал от коллектива, напротив, как бы утешался нашими совместными скитаниями. Больше всех старалась Олеся, в основном суетилась вокруг Талдыкина, хлопотала над ним, как над подкинутым младенцем, ведь у нее самой уже не оставалось законных прав на жалость к себе, Тошка не преминул оповестить всю округу об ее проступке.
И теперь в талдыкинском люксе мы сидели, кто на полу, кто в легких, летних креслах. А сам Юрасик возлежал на диване, подле него на страже, с бутылкой в руке, приютилась Крапивницкая и наливала по первому требованию. Юрасику такое ее внимание было очень лестно, и он, как мне показалось, нарочно тяжко вздыхал.
Мы все говорили между собой ни о чем, что и понятно в присутствии призрака, только Наташа рассматривала глянцевый автомобильный журнал. Я подумал еще: ей-то не придется особенно опасаться нашего призрака – если и поднимется что у привидения при виде нее, так уж точно не рука. Но напряжение сказывалось, и вскоре по номеру начались пустопорожние передвижения. Я тоже вышел на балкон, постоять и подышать, кондиционированный воздух был мне неприятен.
Вскоре ко мне подошла Наташа и предупредила: все решили спуститься на пляж. Я хмуро ответил ей, что не возражаю, мне безразлично, где коротать время. Мы постояли еще чуть-чуть, как вдруг из-за неплотно прикрытой двери донеслись крики и возбужденный шум. Я тут же бросился обратно в номер. Посреди комнаты стоял и вопил в голос Юрасик, а в правой руке он сжимал бумажный лист, в коем я немедленно опознал пропавшее письмо.
–?Ой-ой-ей! Блин!.. Подставили! – забывая даже перехватить воздуху, верещал Талдыкин. А увидев в комнате меня, кинулся навстречу: – Под подушкой было! – На полу и впрямь валялась шелковая подушечка, соскользнувшая с дивана.
Я выхватил из его пухлых пальцев документ, а самого Юрасика легко оттолкнул кулаком в грудь. Давая тем самым понять, чтобы сел и перестал вопить. Талдыкин плюхнулся бестолковой тушей обратно на диван и запричитал, простирая короткие ручонки к потолку:
–?Враги подкинули! Уморить хотят! Граждане, вступитесь! – Так забавно у него выходило, ну прямо беспризорник-карманник обращался с мольбами к педагогу Макаренко.
–?Успокойся, Юрий Петрович! – строго приказал я. Так уж вышло, что во всех происходящих несчастьях я получался второй распоряжающейся инстанцией после инспектора. – И без твоих стенаний ясно, что бумагу подкинули.
–?Да что там такое? – спросил Тошка, заглядывая мне через плечо и пытаясь прочитать лист. Ему это удалось, и он только ахнул.
А я сообщил, обращаясь преимущественно к Наташе, как к своему сообщнику:
–?Вика служила по найму в сыскном агентстве. Это, видимо, и хотел поведать покойный Никита нашему Юрию Петровичу. Помнишь секретный разговор?
Наташа согласно кивнула мне в ответ.
Талдыкин спохватился, до него дошло:
–?Откуда вы знаете? – и заметно посерел лицом.
Пришлось сообщить Юрасику, а заодно и всем недоумевающим присутствующим, что его разговор с
