следующий день. Как я и ожидал, Юрасик слегка заартачился:
–?Да ты что, Лексей Львович, кипеш выйдет, не приведи бог какой! Меня же Ливадин съест вместе с какашками! А я терпеть не стану, пока он меня жрать начнет, дам в морду!
–?Ты же сам говорил, что за такую женщину подраться не грех? Или струсил? – подначил я нарочно Талдыкина.
–?Еще чего! Так… выходит, ты, Лексей Львович, вовсе не требуешь, чтобы я барана на бойне изображал? Тогда, может, другое дело.
–?Конечно, не требую. Да и какой из тебя баран? Ты, Юрий Петрович, должен вести себя, как прегордый орел. – Тут я заметил, что Талдыкин приосанился. – Это испытание не унижением, а искупление посредством правды. Мы с тобой перед миром солгали в страшном деле, теперь нужно в деле ином открыть всю истину. И не убояться. Конечно, в тюрьму за такое открытие не упекут, но подраться, возможно, что и придется. Только это далеко не все.
–?А что же еще? – с готовностью ответил Юрасик, как бы наперед соглашаясь на любое мое предложение. Теперь ему море было по коленки.
–?Забыли мы с тобой об одном важном обстоятельстве, и плохо это, что забыли. Про Вику сейчас не хочу говорить, это твое дело – личное, отцовское. А вот компаньон твой, а мой лучший друг, убит. А нам с тобой вроде и безразлично это.
–?Брось, Лексей Львович, я за Никитку кому хочешь пасть порву. Только кому рвать, не знаю? – И Юрасик вопросительно посмотрел на меня. Он ждал, по крайней мере, чуда, никак не меньше.
–?Пойми правильно, Юрий Петрович, я все же не святой и в мыслях у людей не читаю. Но подсказать могу, чтоб нам с тобой кое-что проверить.
И я объяснил Талдыкину, что еще ему нужно будет сказать и сделать. Юрасик удивился, впрочем не сильно, согласно закивал:
–?Исполню в лучшем виде, не сомневайся. Вот же падла! Как я раньше не сварил, а?
–?Ничего еще не ясно, это только мои подозрения. А чтобы они стали реальностью, ты, Юрий Петрович, должен проявить чудеса выдержки и интуиции. Тут все твое орлиное чутье потребуется, чтобы слово вовремя сказать. Не раньше и не позже. Ты понимаешь?
–?Чего не понять. Как знакомый следователь говаривал, чтоб вопросом оглушить подозреваемого. Знаем, плавали. Я эти приемчики опробовал не понаслышке. На своей шее.
–?Верю, – охотно согласился я. Кому же знать, как не Талдыкину? – Вот и исполни на высшем уровне. Действие состоится завтрашним вечером, за ужином, но до того как сядем за стол. И по моему сигналу. Я скажу: «Что это на тебе, Юрий Петрович, лица нет? Случилось чего?» И это станет поводом, чтобы начать. Только не забудь, ожерелье возьми из сейфа заранее, и чтобы никто тебя при этом не видел.
На том мы с Юрасиком и порешили. Я заставил его пару раз повторить порядок действий, посоветовал держать нос по ветру, что бы ни случилось. А на прощание сказал:
–?Вот увидишь, Юрий Петрович, после этого ты станешь совсем другим, чистым и новым человеком. С чем тебя заранее и поздравляю.
Фиделя я предупредил еще раньше по телефону. Он снова попросил меня об осторожности и пообещал, что приедет в отель загодя. А Салазара направит к нам с утра. Я тут же отговорил его снова мучить своего беднягу помощника, у которого при слове «Савой» начинались преждевременная болезнь Паркинсона и великая чесотка. Все равно нас не будет дома. Фидель чуть было не запретил сгоряча всю нашу поездку в целом, и я еле-еле его убедил, что знаю лучше, как довести наше с ним дело до нужной кондиции.
В общем, в десять часов утра мы отъехали со двора, то есть наш наемный экипаж – «Мерседес», на который не поскупился Тошка, отчалил от парадного подъезда отеля «Савой».
Я не могу сказать, что поездка наша началась в непринужденной обстановке. Это значило бы сильно преувеличить истинное положение дел. Но и ссорой в воздухе пока не пахло. Словно после упорных и продолжительных боев враждующие стороны объявили временное перемирие, чтобы похоронить павших и перевязать раненых. Только в нашем случае военные действия еще даже не начинались. Мы ехали следующим образом: впереди за рулем Тошка, рядом с ним пристроил толстое пузико Юрасик, позади я и Наташа. Талдыкин сам вызвался сесть рядом с Ливадиным, наверное, таким образом, он воодушевлял себя на предстоящую ему неслыханную храбрость. Хотя никто из нас по пути не разговаривал, но это скорее от сонного состояния некоторого нервного расслабления, а Ливадин за рулем вообще никогда не отвлекался на посторонние предметы.
На горе было ветрено и пасмурно, зато вид открывался захватывающе прекрасный. Впрочем, оценить красоту здешней природы могли разве я да Наташа. Оттого, что Антон в силу своей прагматичности был в принципе к ландшафтам равнодушен, к тому же красоты ему вполне хватало в лице собственной жены. Ну а Талдыкин вообще в пейзажных прелестях ничего не понимал, если, конечно, к ним не прилагался мангал с шашлыками. Однако я все же указал Юрасику на великолепную панораму и предложил ощутить восторг бытия. Юрасик послушно тут же стал ощущать. Закрутил башкой во все стороны и принялся с силой нюхать воздух в полную грудь, как лошадь, только что пущенная на выпас из конюшен. А потом, видимо, от полноты чувств, закричал во всю мочь:
–?Э-ге-гей! – Наверное, чтобы показать свои успехи.
Однако прочий иностранный народ, кроме нас присутствовавший на обзорной площадке, воспринял вопли Талдыкина как ни странно с энтузиазмом. И несколько парочек, в свою очередь, завопили: «Э-ге-гей!» Юрасик тут же принял столь высокомерный вид, будто только что выиграл гран-при на конкурсе молодых талантов.
А Ливадин посмотрел неодобрительно. Мол, чего голосишь, придурок. У Тошки это с детства, он не любил никогда проявлять излишнюю чувствительность на людях. Все его страсти обычно кипели внутри него и только в чрезвычайных случаях с огромной силой взрывающегося парового котла выплескивались наружу. Сейчас я видел, что Юрасик своими щенячьими восторгами сильно раздражал Антона. Настолько, что Наташа потихоньку взяла мужа за руку, наверное, предостерегая его от лишних слов в адрес Талдыкина. Это вообще-то соответствовало моим планам, чтобы тлеющий огонек неприязни к Юрасику ни в коем случае в Антоне не угас. Но одно было не слишком приятно и мне тоже. Наташа как-то чрезмерно трепетно и нежно обхаживала сегодня своего Ливадина. Как-то слишком. Вы скажете, она была его женой, и чего же тут удивительного. Но мне не нравилось, и все тут. Мне казалось, с моей стороны, конечно, Наташа будто прощалась с ним, будто зная – им недолго осталось вместе, ловила последние часы и минуты их отношений. Ничего подобного она, само собой, знать не могла, но если в человеке существует какое-то подобие животной интуиции на несчастья, то это было, наверное, именно такое ощущение. И это нарушило бесповоротно весь баланс нашей прогулки. Я рассчитывал, что наше автомобильное путешествие по местным достопримечательностям сложится как отдых стихий перед грядущей бурей, то есть абсолютное затишье, во время которого я и вместе со мной Талдыкин соберемся с силами, чтобы совершить то, что мы и должны были совершить. Я репетировал про себя, вспоминая читанные мною прежде военные мемуары, как наиболее умиротворенная обстановка способствует следующей за ней решительной атаке, и вот меня, что называется, ждал полный облом, говоря современным языком. Не вышло мудрого затишья, не вышло и покоя. Ситуация чем далее, тем более напоминала мне дурной сон. Из тех кошмаров, которые снятся накануне важных событий и тем самым лишают вас нужных сил в предстоящем. Как если бы в ночь перед экзаменами вам вместо девушек и мороженого или, на худой конец, пустой черноты, приснилось бы в жутком кошмаре, что вы получили двойку. Со мной однажды произошел похожий случай, и вместо законной пятерки по политической экономии я схлопотал «неуд». А все оттого, что под впечатлением гадости, снившейся мне ночь напролет, я словно подавился языком и одновременно получил паралич правой руки. И ничегошеньки не написал из билета и не выдавил из себя даже полсловечка устно. А ведь знал предмет, если не назубок, то вполне достаточно, чтобы сдать на «отлично» непрофильную дисциплину.
Наше присутствие на горе отдавало сюрреализмом, хоть плач, хоть кричи. И горный пейзаж тут был совершенно ни при чем. Обычный, красивый вид на ландшафт, а еще порт и океан, колеблющиеся в дымчатой дали. К тому же вокруг и мимо нас слонялись и другие туристы, даже во множестве, плюс торговцы сувенирами, щебечущие экскурсоводы, резвящиеся детишки и несколько симпатичных собак на поводках. Так что в самой обстановке сюрреализмом даже не пахло. Но он был, причем я чувствовал его настолько серьезно, что каждое мгновение ждал: действительный и нормальный мир вот-вот обрушится, как
