Присяжные обречены

продает секреты их частной жизни?

– Мэллори, – портье пошел ей навстречу, стараясь, чтобы никто не заметил, как в его карман опустится очередная взятка. – Ты сказала, что Рикер больше не вернется, – он изобразил на лице скорбь. – Бедные люди. Думаю, они этого больше не вынесут.

– Я сказала, что позабочусь об этом, – Мэллори протянула ему деньги. Суммы были в несколько раз больше тех, что совал портье Рикер, потому что дружбу и верность нужно было поддерживать постоянно. Он сунул деньги в карман и широко улыбнулся, словно говоря: «Скряги – эти бедные люди. Чем могу служить вам сегодня?»

– Зачем приходил Рикер?

– Как обычно. Спросил, не выходили ли они из дома за последние несколько дней. И еще, не приходил ли к ним кто-нибудь.

– И ты что сказал?

– Они никуда не ходят, никого не принимают, – он обернулся удостовериться, что в фойе никого нет. – Мадам очень жалеет Рикера. А мистер просто вне себя.

– Никаких угроз, так? Они не подавали жалоб?

– Да нет, больше не хотят проблем с полицией. Сказать по правде, Мэллори, они больше боялись собственного сына, чем Рикера. Бедняга. Я всегда говорил, что парень немного не в себе, но все же не так опасен для общества, как этот сукин… – Он запнулся, понимая, что если продолжит, ему не жить.

– Он не сумасшедший, – ответила Мэллори. – Не смей внушать им это.

Мэллори не испытывала ни малейшего сострадания к родителям малолетнего негодяя, который напал на Рикера. Эти бедные люди потратили миллион долларов на освобождение своего сына, чтобы потом этот ублюдок напал на полицейского.

– Передай им, что я не желаю видеть в управлении никаких жалоб от них. Я не шучу, и они должны это понять.

Это прозвучало достаточно угрожающе? Да, портье в страхе отступил назад.

Она хотела, чтобы он вспомнил свой страх, когда будет передавать сообщение этим чертовым миллионерам с их психически нездоровой наследственностью и хорошими адвокатами. Его страх должен передаться им. Эти люди всегда знали, какого монстра вырастили, и ничего не сделали, чтобы обезопасить от него общество. Поэтому сейчас у них не было права жаловаться на человека, жизнь которого они разрушили и который иногда появлялся на Парк-авеню, как призрак.

В честь визита Джоанны грязная одежда была в срочном порядке эвакуирована в ванную, где вчерашние носки присоединились к тем, что валялись по углам в гостиной. Пока Рикер ждал, он начал видеть свою квартиру глазами миссис Ортеги. Ее маленькие следы на грязном полу были ему немым укором за то, что он выставил горничную, не дав ей даже начать наводить тут порядок. Возле двери громоздились несколько огромных пластиковых мешков для мусора. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз выносил их? Неделя? Месяц?

Рикер взглянул на часы, но тут же отбросил мысль о том, чтобы срочно вызвать миссис Ортегу. Он закрыл двери в ванную и на кухню, решив таким образом сразу две проблемы. Затем кое-как разгреб оставшийся хлам в гостиной. Леди будет настолько удивлена, обнаружив, что квартира Рикера больше напоминает помойную яму, что не заметит, как он нанесет первый удар.

Стены толстые. Если даже она закричит, никто не услышит.

Мэллори вошла в общую комнату Специального криминалистического отдела. Просторное помещение с высокими грязными окнами, выходившими на узенькую улочку в СоХо, было заставлено письменными столами. Шесть человек работали сегодня сверхурочно, заполняя пробел, образованный принудительным уходом Рикера и ее самовольным отсутствием на работе. На столах громоздились папки с делами, горы бумаг, стаканчики с кофе, и среди этого беспорядка работали детективы. Постоянно слышны были разговоры: отдавали приказы, разговаривали по телефону, устраивали дружеские перебранки.

Когда вошла Мэллори, наступила тишина.

Мужчины, как по команде, подняли головы и стали похожи на девочек из церковного хора, только с наплечными кобурами. Все взгляды были прикованы к единственной представительнице женского пола в участке, пока она направлялась к своему столу, аккуратно расположенному вдоль стены. Еще три дня назад ее рабочее место казалось самым чистым в конторском мире, но все изменилось. Замки ящиков были бесцеремонно сорваны, от взлома на металле остались царапины, содержимое валялось на полу и на столе, папки и раскрытые блокноты лежали посередине стола. И, наконец, словно в доказательство ее любви к чистоте, ящик с чистящими принадлежностями был выдвинут и выставлен всем на обозрение.

Но Мэллори не устроила сцены.

В глазах, устремленных на нее, угасла последняя надежда стать свидетелями грандиозного шоу, которое все с нетерпением ждали. Понемногу все снова пришло в движение: возобновились разговоры, телефонные звонки, шуршание бумаги.

Мэллори повернулась к детективу Яносу, крупному полицейскому с резкими чертами лица, который походил на огромный говорящий шкаф, иногда даже цитировавший Мильтона. [5] Его взгляд отличался суровостью, которую особенно ценили в нем инспекторы условно-досрочного освобождения. Они частенько прибегали к его помощи, чтобы напустить страху на своих подопечных. Как ни странно, сегодня он был, наверное, единственным в участке, кто сочувствовал Мэллори. Но она не нуждалась в сочувствии.

Он поднялся и неторопливо направился к ней, удрученно качая головой, словно говоря: «Какой стыд! И куда катится мир!»

– Знаю, выглядит ужасно, – произнес он мягким голосом, так несоответствующим его грубой внешности, – но все твои вещи остались на месте, – он наклонился и выудил из-под стола металлическую баночку полироли.

– Это работа Коффи, – сказала Мэллори. С таким же успехом лейтенант Коффи мог вырезать на металлической поверхности свое имя, рядом со всеми этими царапинами. Больше никто не посмел бы испортить рабочее место Мэллори.

Янос перевел взгляд на окно в кабинете лейтенанта: жалюзи были опущены, дверь закрыта.

– На твоем месте я бы не ходил туда сейчас. Босс только что отделался от двух стервятников из министерства внутренних дел. Они выяснили, что Рикер работал на полную ставку у своего брата.

– Он там больше не работает. Я об этом позаботилась.

– Но работал же, – Янос, как истинный джентльмен, собрал с пола разбросанные бумаги. – И все это время Рикер получал пособие по нетрудоспособности.

– Он не обналичил ни один из этих чеков, – Мэллори выхватила из рук Яноса бумаги, пока тот не сунул их не в тот ящик. – Тем более Рикер согласился на работу, только когда отдел прекратил выплаты.

– Да, лейтенант это знает, – произнес Янос и сгреб своей ручищей карандаши и скрепки. – То же самое лейтенант сказал людям из министерства. Потом добавил, что Рикера отправили на пенсию, показал им соответствующие документы и говорит: «Когда вы, такие-сякие, оставите наконец в покое заслуженного копа, получившего столько ранений! Четыре огнестрельных ранения! Вы считать умеете?» После этого они быстренько убрались. Дело закрыто.

Мэллори перевела взгляд на свой выпотрошенный стол.

– Но какое отношение это имеет к тому, что Коффи взломал замки в моем столе?

– Я как раз клоню к этому.

Янос кинул мелкие письменные принадлежности в верхний ящик, не обращая внимания на то, что для этих вещей существовал специальный органайзер. Мэллори удержалась от комментариев и принялась аккуратно раскладывать карандаши, ручки и скрепки в отведенные для них ячейки.

– Окружной прокурор прислал к тебе одного из своих прихвостней, хотел забрать то, что ты ему обещала. Судебный процесс уже завтра, и он, кажется, немного нервничает по этому поводу.

Мэллори должна была собрать доказательства для судебного процесса. Но она сделала это еще три дня назад, просто не сообщила.

– Коффи пытался тебя найти, – детектив поднялся с пола, осторожно держа двумя пальцами метелку